Т.В. Шашкина 
Книга колокольного мастерства //
Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник. 1985. М., 1987. С. 431–437


текст статьи
примечания

       В Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина хранится документ, относящийся к практически не изученной области истории русского искусства и науки – творчеству колокольных мастеров. Это рукописный ремесленный дневник XIX в. с названием на обложке кожаного переплета «Сия книга мастерских дел ... Чярышникова»; с внутренней стороны обложки – надпись: «Книга колокольнаго мастерства на разные веса колоколов деланные и переведённые из тетрати набело маштапы Иваном Чарышниковым в 1808-м году в августе месеце» [1]. Рукопись, по-видимому, является первым и пока единственным дошедшим до нас аутентичным ремесленным текстом, в котором получили освещение методы русского колокольного дела. Эти материалы являются исключительно ценным первоисточником по практике русских колокольных мастеров, большая часть приёмов которых считается утраченной и обросла легендами.

       Собственные источники по колокололитейному искусству – редкое событие и в западной литературе. И это совершенно закономерно, так как производственные знания в практической ремесленной деятельности вплоть до очень позднего времени существовали в виде устной традиции, к тому же хорошо защищенной институтом профессионального засекречивания. Поэтому интерес исследователей к этому отдельному пласту истории искусства, эпизодически вспыхивавший на протяжении нескольких последних веков, отразился главным образом в появлении различного рода описаний-компиляций, в той или иной степени подвергавших рационализирующей обработке первичные факты ремесленной практики. Собственный же, неосвидетельствованный материал – чистая производственная «кухня» – не сохранился, хотя сам по себе факт существования такого материала не вызывает сомнений: так, объёмистый манускрипт второй половины XVIII в. с большим количеством чертежей в качестве наследственной семейной реликвии мастеров Колье из Эльзаса называет Генрих Отте, самый серьезный исследователь колокольного искусства в Германии в XIX в. [2] Другой рукописный документ (1810 г.) в совсем недавнее время упоминал Кароли Марешаль, венгерский колокольный мастер [3]. Обе рукописи не сохранились, обе близки по времени создания нашей «Книге колокольного мастерства».

       Публикуемый памятник происходит из семьи потомственных мастеров Чарышниковых, чья непрерывная деятельность фиксируется на протяжении всего XIX в. и вплоть до 20-х годов XX в. В деятельности этой колокололитейной фамилии выделяются три этапа. Первый по наибольшей сумме факторов связывается с именем Ивана Чарышникова и может быть отнесен к первой трети XIX в. В это время мастерская представляла собой именно мастерскую – небольшое частное предприятие, именовавшее себя «заводом» и выполнявшее заказы как у себя в Ярославле, так и на местах, но впервые учтенное официальной статистикой с именем владельца «Ивана Григорьева Чарышникова, мещ.» только в 1832 г. [4] (до этого времени источники неопределенно указывают на существование в Ярославле колокольного завода и заводов медных изделий, в том числе завода медных изделий П. Оловянишникова, ставшего впоследствии крупнейшим колокололитейным предприятием России [5]). Других подлинных внешних фактов о деятельности «завода» в этот период не имеется, однако устанавливается, что предшественник нынешнего, четвертого по величине колокола «Голодаря» знаменитой звонницы Ростова Великого был вылит «в 1807 году декабря 20 дня при благочестивейшем Государе Императоре Александре Павловиче, всея России Самодержце, с благословения преосвященного Антония архиепископа, при протоиерее Гаврииле и старосте Михаиле Иванове Смолине, в Ярославле, на заводе мастера Ивана Чарышникова, из старого колокола, который вылит был при митрополите Ионе Ростовском и Ярославском в 1654 году» [6].

       Второй этап деятельности Чарышниковых приходится (по официальным данным [7]) на 1853–1882 гг. и связан с именем ярославского купца 3-й гильдии Семена Дмитриевича Чарышникова, при котором «завод» превратился в мастерскую мануфактурного типа с числом рабочих около 20 человек (от 14 до 24 в разное время) и годовой производительностью до 84 000 руб., выставляя свои работы на Нижегородской, Ростовской и Ярославской ярмарках, и оказался по масштабу деятельности близким наиболее крупным колокололитейным производствам (Оловянишникова в Ярославле, Самгина и Финляндского в Москве). К этому времени (1856 г.) и относится отливка сохранившегося «Голодаря» Ростова Великого: «1856 года мая дня в царствование Благочестивейшего Великого Государя Императора Александра Николаевича, с благословения Высокопреосвященного Архиепископа Нила при Протоиерее Андрее Тихвинском и старосте Петре Веснине, вылит сей колокол в Ярославле на заводе мастера Ярославского купца Семена Дмитриевича Чарышникова. Весу в нем 171 пуд. 5 фунт.» [8].

       В 1882–1885 гг. в деятельности предприятия Чарышниковых по каким-то причинам происходит перерыв, но в 1885 или 1886 г. оно возобновляется, хотя уже не в Ярославле, а в Балахне, где на 1892–1893 гг. регистрируется небольшое (двое рабочих, производительность 2000 руб.) колокольное производство цехового мастера Сергея Семёновича Чарышникова [9] и получение им же большой серебряной медали за колокол на Ярославской сельскохозяйственной и промышленной выставке [10] и где начиная примерно с 1896 г. возникает завод Ефросиньи Дмитриевны Чарышниковой с сыновьями и затем (с 1905 г.) Андрея Сергеевича Чарышникова, однако значительно меньший по годовому обороту и числу рабочих (7–8), чем в середине предыдущего века, и значительно уступающий заводам Оловянишникова, Самгина и Финляндского [11].

       Таким образом, в течение XIX и начала XX в. предприятие Чарышниковых несколько раз меняло свою организационную структуру, но отличалось устойчивостью целевой установки и преемственной связи поколений.

       При датировке «Книги колокольного мастерства» необходимо принять во внимание два следующих обстоятельства. Первое из них состоит в обилии в рукописи сквозных дат при записях самого разнородного характера (чертежах, обмерах, регистрациях отливок, текстах надписей, дневниковых пометках): самая ранняя из них относится к 1804 г. (л. 19), самая поздняя – к 1889 г. (л. 21). Второе – в наличии нескольких (не менее шести) разных почерков. Судя по характеру основных записей, а также многочисленных вставок, приписок и дополнений, в рукопись внесли вклад несколько колокольных мастеров, и не только из семьи Чарышниковых (без труда устанавливается еще одно имя – «Кувшинов Алексан. Дим.», л. 21). Однако главный вклад именно в части представления различных практических правил, наставлений и таблиц принадлежит Ивану Чарышникову, видимо, во исполнение исходного замысла «Книги колокольного мастерства» как инструкции для обучения и свода опыта мастерской по ходу выполнения практических задач, и охватывает период не менее чем до 1822   г. Остальными почерками сделаны записи несистематического характера, – так же как немалое число случайных записей, причем отдельные листы явно вложены без необходимости.

       На основании этих наблюдений можно предположить, что «Книга колокольного мастерства» возникала в течение длительного времени и возникала органически, в процессе деятельности нескольких поколений. Но вышла рукопись из мастерской именно Чарышниковых, где находилась вплоть до середины 50-х годов XIX в. (последняя датированная запись с указанием фамилии Чарышникова, л. 33, представляет собой отрывок текста надписи для колокола 1856 г., имя мастера зачеркнуто, над ним надписано другое имя, к сожалению, неразборчиво), впоследствии же, возможно, попала в другие руки. Во всяком случае, посторонняя по отношению к семейной линии Чарышниковых запись (л. 26): «у Чарышникова в Кинешме печь 12 чет., завод длины около 15 А...» – и ниже на том же листе: «теперь ... льет вновь Чарыш 225 п...» – требует предположить, что на каком-то этапе Чарышниковы имели мастерскую и в Кинешме (возможно, это был только разовый заказ), но заставляет воздержаться от утверждения, что рукопись хранилась потомственно только в семье Чарышниковых.

       Остановимся кратко на составе и содержании рукописи. По объему она невелика – 38 листов (несколько пустых листов, некоторые листы заняты только с одной стороны). Записи, как уже говорилось, сделаны несколькими почерками (основная часть – Иваном Чарышниковым, им же написано заглавие с внутренней стороны кожаной обложки); некоторые листы (например, л. 1 об., 2, 6, 7–8 об., 9 об.) несут записи, сделанные разными, почерками, вследствие чего на одном и том же листе встречаются две, три и даже более разновременных записей; карандашные записи перемежаются с чернильными, чернила разных цветов и выцвели в разной степени, некоторые записи перечеркнуты крест–накрест. Большая часть словесного текста читается довольно легко, но чтение отдельных записей из-за неразборчивости почерков, сокращений, приписок, зачеркнутых мест и большого числа грамматических ошибок представляет трудности. Каких-либо отступлений от чисто практических вопросов рукопись не содержит.

       Перечень затронутых тем таков: описи–расчёты расхода материалов на изготовление литейных форм и кладку печей (л. 1, 1 об., 3 об., 8  об., 10, 10 об.), изготовление вспомогательных материалов (л. 6, 8), регистрация израсходованных (л. 8 об.), отпущенных (л. 7–7 об.), проданных (л. 16) или полученных (л. 6, 9, 23 об.) материалов, таблицы расчётных данных для определения весов колоколов в зависимости от размеров (л. 3, 21), обмеры печей (л. 2 об., 11 об., 26), колоколов (л. 3 об., 12, 19 об.), большая группа чертежей с масштабами и таблицами для построения формы колоколов (л. 11, 12–13 об., 15, 16 об., 19–20, 34, 35), несколько «Правил» и «Наставлений» (л. 3–4 об., 26 об., 36–37 об.), тексты надписей (л. 9–9 об., 27, 28, 29, 31, 32, 33), а также дневниковые записи обиходного характера (л. 17, 25 об., 30).

       Теперь нужно сказать, что хотя хронологически рукопись относится к XIX в., но по структуре и содержанию это типично средневековая ремесленная книга, принадлежащая к той традиции письменных ремесленных источников, которую лучше всего определить как традицию цеховой книги [12], – собрания правил, наставлений, графических зарисовок, обмеров, расчётов, геометрических схем, составлявшихся в течение длительного времени разными людьми, каждый из которых вносил свой вклад в описание и обобщение коллективного опыта мастерских, – своего рода технический эпос, возникавший на некоторой определенной стадии в силу потребностей фиксации опытных данных и необходимости воспроизведения традиционно сложившихся технических приёмов при обучении учеников, до этого удовлетворяясь возможностями устной передачи.

       Технические приёмы колокольного дела по материалам рукописи чрезвычайно любопытны. Здесь нужно отметить следующее. Прежде всего, характер чертежей: чертежи трёх типов – обмерные, построения масштабных линеек и безмасштабные проектные. Иллюстрацией первого из них является описание плана Макарьевской [13] плавильной печи (л. 11 об.). В верхней правой части приводится чертеж в плане. Слева – описание печи с перечислением основных размеров в аршинах и вершках. Затем под чертой следует изображение масштаба – схематическое изображение линейки длиной в 8 аршинов, разделенной на 8 частей и одной из них – ещё на 4 части, после чего следует объявление: «ниже сего описание плавильной печи на части именно арьшин делить на части брать с вышеписанного маштапа», т.е. перевод масштабного обмерного изображения в безмасштабное пропорциональное, после чего двумя зачеркнутыми словами запись обрывается.

       Пример безмасштабного модульного чертежа даёт построение линии плеча (л. 19). Здесь исходная линия построения разделена на 13 равных частей, из точек деления проведены перпендикуляры, на них отложены отрезки, выраженные в частях от масштаба – основной модульной единицы.

       Целую группу рисунков составляют собственно построения «маштапов». Здесь, например, три поперечные линии делятся на 10 частей и последняя – ещё на 4 части, посредине каждой из наименьших частей деления стоит точка, означающая деление ещё на 2 части. Каждое пятое деление отмечено направленной вверх стрелкой. Над каждым масштабом указано значение веса колокола, сопровождаемое поясняющим текстом: «сей маштап делан 1813 – года апреля 8 дня на 600-пу колокола подреженного в большом Тихвиньском монастыре в городе Тихвине ...» (л. 12); «оной маштап делан 1805 года апреля 16 дня на 180-пу и лит в Вощажникове вышел 183-пу: части браны с Нерехоцкаго» (л. 19 об.); «оной маштап делан с ярославскаго соборнава колокола ...» (л. 12) и т.п. На масштабе для колокола в 400 пудов на л. 20 вокруг каждого деления видно большое количество проколов от циркуля.

       К изображениям масштабов примыкают и рисунки так называемых перечней – зачерненных полосок с длиной, непосредственно снятой с колоколов «вверьху на перьвой десятине» (л. 13 об.). Здесь бросается в глаза явная потребность в наглядности геометрического изображения без выражения в абсолютных единицах длины; такие изображения приводятся даже по ходу описания: «его перечень 4-я Часть, а в бою таких 4 штуки, 50 п. / 4-я Часть бою. Правильной перечень, 15 п.» (л. 21) – и показывают, что проектирование в самом своём принципе базируется на геометрических образах. Все построения масштабов и перечней вынесены на плотный картон.

       Чертежи, относящиеся к построению масштабов и перечней, образуют отдельную группу и дают представление о методах решения задач, связанных с конструированием формы колоколов и сочетанием их по весу и размерам для подборов–звонов. Как явление русской художественной культуры колокола включаются в систему искусств, связанных с хоровым звуком, рассматриваемая же рукопись теснейшим образом соединена с практикой русских мастеров–колокололитейщиков вообще и в числе прочего как раз с методами формообразования. Рукопись показывает, что в той части технических приёмов, которые относятся к конструированию, основным рабочим методом было применение геометрического модульного принципа, который использовался как для получения формы колоколов, так и для соразмерения их в зависимости от веса и для проектирования скульптурных украшений, согласовывая все элементы конструкции по единой масштабно–калибровочной шкале. Понимание формы и самого процесса формообразования в русском колокольном ремесле, как и в западноевропейском, было целиком архитектурным или, лучше сказать, архитектоническим, так как все пространственные вопросы решались путём согласования частей с целым и приводились в функциональное подчинение задаче создания монументального акустического эффекта. Однако при общем типологическом единстве с «французским» или «немецким» методами [14] систему геометрических принципов конструирования колоколов у русских мастеров вместе с её терминологическими особенностями, видимо, следует отнести к чисто национальным изобретениям, точнее говоря, чисто русскому варианту в европейском фонде методов колокололитейного ремесла.

       Следующая характерная черта – наличие специальных математических приёмов не только в проектировании, но и вообще как момента систематизации опытных данных: таблиц эмпирических зависимостей вес – размер (л. 3), таблиц геометрических параметров формы колоколов (л. 34, 35), правил для пересчёта веса одного колокола по весу другого («умножение величины колоколов»: л. 3 об.–4 об., 36). При решении своих практических задач русские колокольные мастера исходили из тех же принципов пропорциональных пересчётов, что и мастера западноевропейские, но, кроме этого, ими был изобретён и другой, по-видимому, оригинальный способ расчётов, основанный на использовании геометрической прогрессии. В то же время кажется удивительным, что, не имея никакого специального образования, целиком оставаясь в области конкретного эмпирического мышления, колокольные мастера стихийно приходят к необходимости формализации собственного опыта и к нахождению требуемых для этого логических средств.

       Здесь чувствуется внутреннее стремление внести понимание в традиционно закоснелую систему на основе продвинувшегося технического самосознания, нащупать логические связи там, где до этого имелись только потёмки автоматических рецептов, требовавших длительного обучения.

       Большое число самобытных математических приёмов представляется чрезвычайно важным обстоятельством для понимания методов колокольного мастера. Такие приёмы, если их оценивать с современной точки зрения, не сложны, вернее, не столько сложны, сколько осложнены отсутствием осознания их как приёмов специфически естественнонаучных. Наибольшая сложность интерпретации таких «народных» приёмов оказывается связанной с тем, что мастерам–колокололитейщикам, как и мастерам строительного искусства, был свойствен свой, совершенно особый и совершенно отличный от нашего современного стиль инженерно-технического мышления, главной особенностью которого была необходимость охватить и решить всю свою задачу от замысла до воплощения целиком, причем решить её как художественную и как техническую одновременно, и всё это – вне рамок какой-либо теории, а лишь эмпирически, опираясь только на существующий коллективный опыт и опыт эстетической оценки. «Книга колокольного мастерства» как раз ведёт к пониманию проблем, стоявших перед создателями таких сложнейших музыкальных инструментов, какими являются колокола, и к пониманию методов, возникавших в среде неграмотных или малограмотных мастеров, как неизбежных продуктов мышления, не оснащённого специальной подготовкой, но призванного удовлетворять и высоким эстетическим запросам, и сложностям технической реализации.

       Надписи интересны в двух отношениях. Во-первых, в отличие от предшествующих веков в них почти не выражено авторское начало – в большинстве случаев это стандартные фрагменты из богослужебных текстов, включение которых в надписи на колоколах в XIX в. стало типичным явлением [15]. Во-вторых, другой момент стандартизации – надписи подобраны по длине текста соответственно весу колоколов и соответствующим образом пронумерованы («стих на 100 пуд.», «стих на 150 пуд.» и т.д.). Такова, к примеру, надпись для колокола на 60 пудов: «Уста моя возглаголют премудрость и поучение сердца моего Разум [16]. Благовестите день от дня спасение его, возвестите во языцех славу его, во всех людех чудеса его, яко велий Господь и хвален зело ...» (л. 32) [17].

       «Книга колокольного мастерства» вводит в самую сердцевину творческой лаборатории колокольных мастеров, которая заключала в себе несколько неразрывно взаимосвязанных родов деятельности, принадлежащих к разным видам творчества. Инструкция–дневник такого синтетически многопланового характера, по-видимому, вполне типична для ремесла вообще. Типичен и стиль изложения: отсутствие логического порядка в описаниях, сбивчивость, повторы, неудобопонятность, многозначность, локальность и метафорическая ассоциативность терминов и определений (таковы названия частей колокола и технических приёмов – бой, перечень, сердешна, яблоко, калибер, плечо, стрелка, сырое тело, сухое тело), с другой стороны, яркая образность живого народного языка, национальный колорит и, наконец, педагогическая назидательность тона наставлений при общей низкой грамотности (очевидно, не более первых классов приходской или церковно-приходской школы). Уже только из этого ясно, что при всех попытках математической формализации колокольный мастер не способен привести в органический порядок и классифицировать свой эмпирический материал по реальным областям знания.

       Таким образом, публикуемую рукопись по технологии колокольного дела можно определить как уникальный в своём роде естественнонаучный исторический документ, дающий возможность глубоко проникнуть в столь сверх-защищенную сферу, как творческие методы колокольных мастеров; затем – как образец технического эпоса в месте выхода дописьменной традиции в письменную; далее – как памятник–завещание типично средневековых принципов художественно-технической деятельности и, наконец, как свидетельство творческой самостоятельности и самобытности русских колокольных мастеров. «Книга колокольного мастерства» помогает нам понять, в сколь сильной степени русское колокололитейное искусство было связано с национальными традициями вне зависимости от каких-либо влияний.

Примечания

  1. ГБЛ. Ф. 178 (Музейное собрание русских и славянских рукописей). № 9973. Судя по записи в инвентарной книге, рукопись поступила в 1940 или 1941 г., но от кого, неизвестно. 38 л., размер 32,0 х 20,7; л. 14, 18, 22, 24, 38 чистые, л. 11–13, 15–17, 19–21, 23, 25 наклеены на картон. Корешок оторван, верхняя крышка отделяется. Сборник написан несколькими почерками. Благодарю Ю.Г. Малкова за указание ссылки на рукопись.
  2. Otte H. Glockenkunde. Leipzig, 1884. S.  82.
  3. Maréchal K. A harangöntes technológiai ismertetése. Õntöde , 1973. O. 7.
  4. Список фабрикантам и заводчикам Российской империи 1832 года. СПб., 1833. Ч. II. С. 843.
  5. Герман К. Статистическое описание Ярославской губернии // Статистический журнал. 1808. Т. II . Ч. II. С. 219; 247; Ведомость о мануфактурах в России за 1813 и 1814 гг. СПб., 1816. С. 447; Любомиров П.Г. Очерки по истории металлургической и металлообрабатывающей промышленности в России. М., 1937. С. 217.
  6. Колокольный звон при Ростовском Успенском соборе // Ярославские губернские ведомости. 1852. № 12.Часть неофиц. С. 102.
  7. Мейшен. Подробное статистическое обозрение фабрик и заводов Ярославской губернии. СПб., 1857. С. 8; Орлов П.А. Указатель фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1881. С. 393; Историко-статистический обзор промышленности России. СПб., 1886. С. 33.
  8. Израилев А. Ростовские колокола и звоны // Памятники древней письменности. СПб., 1884. С. 8; см. также: Оловянишников Н. История колоколов и колокололитейное искусство. М., 1912. С. 220.
  9. Орлов П.А., Будагов С.Г. Указатель фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1894. С. 417.
  10. Сборник сведений по Ярославской сельско-хозяйственной и промышленной выставке1893 г. Ярославль, 1894. С. 274.
  11. Всероссийская промышленная и художественная выставка в Нижнем Новгороде в 1896 г.: Альбом участников. СПб., 1896. С. 70; Список фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1903. С. 296; Список фабрик и заводов России 1910 г. СПб., Б. г. С. 334; Список фабрик и заводов Российской империи. СПб., 1912. С. 237.
  12. Зубов В.П. К вопросу о роли чертежей в строительной практике западноевропейского средневековья // Труды Института истории естествознания и техники. М., 1956. Т. 7. С. 236; Frankl P. The Gothic. Literary Sources and Interpretations through Eight Centuries. Princeton, 1960. P. 37, 145–153; Муратова   К.М. Готический мастер и методы его работы: Дис. канд. искусств. М., 1971. С. 107, 339–340.
  13. Очевидно, для Макарьевского Желтоводского монастыря вблизи Нижнего Новгорода.
  14. Шашкина Т.Б. Модульный метод колокололитейного ремесла // Колокола: История и современность. М., 1985. С. 218–220.
  15. Оловянишников Н. История колоколов и колокололитейное искусство. С.  84, 118, 146–147, 158.
  16. Псалтирь. 48, 4.
  17. Псалтирь. 95, 2–4.

© Т.В. Шашкина


Православные основы русского колокольного звона | Общество церковных звонарей | Школа звонарского мастерства Игоря Коновалова | Технология колокололитейного дела | Подбор колоколов и обустройство колоколен | Коноваловъ | Часто задаваемые вопросы | Фотогалерея | История | Библиотека | Исторический архив | Карта сайта | Указатель статей | English |

© Игорь Коновалов