А.Н. Давыдов 
Колокола и колокольные звоны в народной культуре
// Колокола: история и современность. М., 1985. С. 7–17

текст статьи
примечания

       Бытование колоколов, их функции, их использование с давних времен на Руси в разных её областях и районах имело, в целом, один и тот же характер. Но в данной статье мы приводим примеры лишь на основе изучения колоколов Русского Севера.

       Если проследить, по какому поводу отлит тот или иной колокол, то можно наметить несколько групп.

       Нередко встречаются колокола, отлитые в поминовение умерших. Вот образчик надписи на одном из них: «Построен сей колокол из своего инживения и приложили в Сольвычегодский Введенский монастырь 1738 году июля ... дня превосходительные господа бароны Александр Григорьевич с братьями Строгановы за поминовение прародителей своих. Лит сей колокол у Соли-Вычегодской на посаде» [1]. Колокол весил 70 пудов. Отливание колоколов в поминовение родителей было принято в России. Считалось, что каждый удар в такой колокол есть глас поминовения усопшего.

       Известны колокола, отлитые «по обету». Приведем рассказ Д.А. Буторина, потомственного помора из Долгощелья, воспроизводящим события, случившиеся где-то в конце XIX в. У четы ненцев в течение семи лет рождались одни девочки, и отец, крещённый ненец по прозвищу Северко, дал обет церкви св. Петра и Павла в дер. Сояна, в которой он венчался, что если родится мальчик, то он пожертвует церкви колокол. Через 10 месяцев после обета родился мальчик. Северко продал стадо оленей и поручил мастерам Дерягину и Мелехову из дер. Кимжа отлить колокол. В 1907 г. колокол был отлит и повешен на колокольню церкви св. Петра и Павла.

       Есть колокола, отлитые в память исторических событий. Ярким примером такого рода может служить колокол «Благовестник», экспонируемый ныне в Соловецком государственном историко-архитектурном и природном музее-заповеднике [2]. Этот колокол был отлит «по высочайшему указу на имя Соловецкой обители» на заводе Чарышникова в Ярославле, в память войны 1854 г.» Верх колокола увенчан изображением державы. Держава, один из символов царской власти, говорит нам, что колокол – царский подарок. Аналог – держава «Царя-колокола». Текст полон наивной веры в «заступничество небесных сил»:

«Дивен Бог во святых своих. Лета 1854 июля в день 6 при настоятеле архимандрите Александре два английские паровые 60 пушечные фрегаты «Бриск» и «Миранда» подошли к Соловецкой обители, и один из них сделал несколько выстрелов по монастырю ядрами, после которых из двух монастырских трех фунтовых пушечек, отвечали так удачно, что повредили фрегат и заставили неприятеля удалиться. На другой день, 7 июля, после отказа сдать монастырь и отдаться военнопленными: оба фрегата девять часов беспрерывно бомбардировали монастырь бомбами, гранатами, картечью, даже трехпудовыми калеными ядрами, и несмотря на то, заступлением угодников Божиих, обитель Соловецкая осталась цела. До начала и во все время бомбардирования шла служба, был крестный ход, во всем церковном благолепии по стенам вокруг всей обители. Когда же поднялся ход на стену во время пения: «Дерзайте убо, дерзайте люди Божии», усилились неприятельские выстрелы, отчего дрожали монастырские стены, затрещала на ней деревянная крыша, огненные шары насквозь ее прорывали, и с потрясающим шумом неслись над главами шествующих: ядра или падали на землю, ударяясь о стены братских келий, или пролетали насквозь келий, все в них разрушая. Смерть была на волос от каждого, и – о чудо явное! во все время бомбардирования ни один человек не только не убит, но и не ранен, даже из бывших на монастырском дворе в гнездах птенцов чаек ни один не убит. В довершение всего ядро последнего вражеского выстрела пролетело насквозь соборной стены над западными вратами лика иконы Знамения Божией Матери, благоволившей принять сию рану за обитель, как и Сын Ея за весь мир. После сего выстрела все прекратилось, и на другой день враги со стыдом удалились. По отзыву самих врагов, от количества брошенных снарядов могли быть разрушены, не только малая безоружная обитель, но шесть больших городов, что и сами они сознали явным чудесным покровительством Божиим».

       Историческое событие превращено в легенду.

       В рамке той же формы и размеров, что и рамка с выше приведенным текстом, помещено изображение сцены бомбардирования монастыря. Вражеские суда обстреливают монастырь, видны летящие ядра и батарея, отражающая нападение. Сцена передана динамично, детали тщательно разработаны. Выпуклый рельеф изображений удачно расположен на сложной поверхности колокола, занимая значительную её часть. Изображение бомбардирования и рассказ о нём расположены на противоположных сторонах колокола.

       Специально для колокола «Благовестник» в 1862–1863 гг. в монастыре была выстроена колокольня, получившая название «Царской» (не сохранилась). Главная церковная и ризничная опись монастыря, составленная вскоре после создания колокольни, сообщает: «Под колоколом выложена пирамида из чугунных ядер и гранат, собранных после нападения англичан, коих 96-ти фунтового калибра 45 штук, 26-ти фунтового калибра 146 штук, чугунных же осколков 20 пудов. Подле колокола на площадке два орудия чугунных трехфунтового калибра. Эти орудия употреблены были на отражение англичан в 1854 г.»  [3].

       Колокол «Благовестник» – своеобразный памятник мужеству северян. Реалистическая сцена обстрела монастыря, изображенная на колоколе, ядра и пушки, находившиеся на колокольне, не могли не вызывать восхищения героизмом, проявленным защитниками монастыря, их мужеством, которое церковь столь велеречиво описывала как «божье покровительство».

       Самые разные события служили поводом для отливки колоколов. В 1891 г. произошёл инцидент в японском городе Отсу, молодой наследник русского престола, был побит полицейским за своё поведение. Известна эпиграмма В.А. Гиляровского:

Приключением в Отсу
Опечален царь с царицей,
Тяжело читать отцу,
Что сынок побит полицией.
Цесаревич Николай,
Если царствовать придется –
Никогда не забывай,
Что полиция дерётся!

       Архангельский купец А.М. Починкови «для увековечивания в истории Архангельской гимназии дивного спасения его императорского высочества, наследница цесаревича и великого князя Николая Александровича от грозившей ему смертельной опасности 29 апр. 1891 г. в японском г. Отсу, по просьбе нынешнего настоятеля, пожертвовал 7 колоколов в 35 пуд, устроил для них прекрасную колокольню» [4].

       Чаще всего, однако, появление колокола в приходе было актом благотворительности. Колокола дарили церквам, соборам, монастырям не только цари и члены царской фамилии, не только богатейшие купцы (например, Строгановы), но также мелкие и средние купцы, зажиточные крестьяне [5].

       В духовных учебных заведениях обучали музыкальным предметам, например, игре на скрипке, дирижированию или пению. Но русская православная церковь не имела ни одной школы звонарей, где профессионалы-музыканты преподавали бы искусство игры на колоколах, как например, в школах звонарей Западной Европы. Процитирую статью 1896 г.: «... ни обыкновенный состав наших певческих хоров, ни их музыкально-певческая подготовка, ни их знания и умение по церковному пению, ни отношение к церковным в собственном смысле напевам в большинстве случаев не говорят за то, что они в состоянии быть блюстителями церковно-певческого искусства, блюстителями его правильности и законности ... Все образование их направлено в сторону преимущественно, если не исключительно, концертного гармонического пения, хотя это пение, как известно, составляет лишь самую незначительную долю из всего обширного круга церковного пения, – долю, имеющую притом частное и второстепенное значение и совершенно своеобразный, не подходящий к составу и строю богослужения характер»  [6].

       Подчас искусство знаменитых звонарей вызывало неудовольствие церковного начальства. Так, известному звонарю А.В. Смагину пришлось искать защиты у орловского архиерея. Благодаря покровительству иерархов, любителей звона, Смагин стал звонарем Александро-Невской лавры Петербурга [6-a].

       Колокола и колокольные звоны играли разнообразные роли в общественной жизни, в народной культуре. Упомянем некоторые из таких функций.

       Колокола звонили при встрече высокого гостя или начальства. «Двинской летописец» неоднократно упоминает колокольный звон, описывая встречу в Холмогорах и Архангельске Петра I в 1693 г.: «... Июля в 28 день ... царь ... Петр Алексеевич ... изволил в первом своём походе со своими ближними людьми прити на судех ко граду Холмогорам. И как ис под Костромской волости суда явились, и тогда был в соборе благовест в один колокол, покамест судами против города к берегу пристал. А как изволит в карету сесть и шествовать через город ... тогда в соборе учинится звон во все колокола ... И на завтрее ... поплыли к городу Архангельскому Двиной рекою мимо посад. А как посадами плыли, тогда был звон по всем приходским церквам во всея колокола». Пространная редакция летописца сообщает про тот день: «И звону во вся бывшу того вечера и ночи до 5-го часа» [7]. Колокольный звон сопровождал почти все пребывание Петра I в Архангельске.

       Колокола извещали о пожаре, и в этом заключалась их неотъемлемая функция в деревянных северных селениях, для которых пожары были частым и сокрушительным бедствием.

       Колокола сообщали о приближении неприятеля: такая функция была у поморских колоколен, например, в годы Крымской войны: «... назначены на колокольнях постоянные караулы, ... таким образом, что при первом появлении неприятеля ... караульный ударит в набат» [8].

       Колокола висели на маяках, были и колокольни-маяки. У церкви Вознесения Господня на Соловках «над колокольнею находится деревянная глава ... а поверху главы устроен деревянный фонарь со стеклом, который служит маяком». Рейнеке в «Гидрографическом описании Белого моря» упоминает при маяке на Мысе-Острове башенку с колоколом, «который звонит во время тумана» [9]. Память о такой функции колоколов сохранилась в народной молве [10].

       Аналогичную функцию выполняла звонница Петропавловской церкви Чёлмужского погоста. В.П. Орфинский пишет, что в «туманные дни рыбачьи лодки, заблудившиеся в шхерах прибрежных островов, находили дорогу домой по призывному колокольному звону и мерцанию огонька на звоннице» [11].

       В поморском селе Ненокса также били в колокола, чтобы заблудившийся человек мог выйти на звон к жилью. Аналогично использовали колокола почти во всех севернорусских деревнях, с жителями которых мне приходилось разговаривать о подобной функции колоколов.

       Колокола размеряли время. В общественной практике сам распорядок церковных звонов уже служил сигналом времени. Начиная с XVI в. в большом количестве появляются также башенные часы на колокольнях со специальными часовыми колоколами. Самые первые такие часы на Севере были установлены Семеном Часовиком, мастером архиепископа Новгородского и Псковского, в Соловецком монастыре в 1539 г. В Спасокаменном монастыре на Кубенском озере имелись «колоколенные» часы, сделанные в 1670 г., на колокольне Архангельского монастыря Устюга Великого – «часы железные боевые». В книге «Развитие хронометрии в России», откуда взяты сведения о башенных часах, имеется также изображение часов на колокольне Выгорецкого монастыря [12]. Из других источников узнаем о существовании подобных часов в Вологде, в Сумпосаде, в Верколе, на колокольне кафедрального собора в Архангельске, в монастырях Троице-Стефано-Ульяновском, Кожеостровском Николо-Карельском, Шенкурском женском, Онежском Крестном, Сямском, Михаила Архангела в Архангельске, Сольвычегодском, Введенском и других. Приведенный список явно не полон.

       Наконец, колокола сообщали о важных государственных или местных событиях.

       Таковы некоторые наиболее значительные функции у колоколов в общественной жизни северноруссов.

       Колокольный звон развивался как разновидность народного искусства. Ст. Смоленский отмечал, что «художественный звон возможен лишь на малых колокольнях, где все колокола подчинены воле одного звонаря» [13]. Мы не отрицаем возможность красивых звонов в большие колокола (пример тому звонница Ростова Великого), однако на Русском Севере преобладали одноярусные колокольни со сравнительно легкими колоколами. Звонарями на Севере были местные жители, в церковной иерархии они стояли на самой низкой ступени: «Церковный сторож, он же звонарь (по-местному – трапезник), нанимался ли он от общества, или от выборного им лица, сверх денежных вознаграждений получает подаяние, для этого он ходит по домам прихожан в каждый праздник. Там этому трапезнику подают печеный хлеб, шаньги и пр.» [14]. Трапезнику часто поручали и копать могилы, в зимнее время за плату от 40 до 50 копеек, а летом – от 20 до 30. Думается, при таком положении дел трапезник был небогатым человеком.

       Источники, описывающие красивые звоны, не называют, как правило, имён звонарей. Судя по широкому распространению звонов, большому количеству колоколен в северных городах и деревнях, мы можем считать колокольный звон одним из обычных проявлений народного искусства, где мастер часто анонимен. Говоря о звонах как народном искусстве, отметим существовавший в России обычай, по которому в течение пасхальной недели доступ на колокольни был совершенно открытым. По свидетельству бывшего звонаря поморского села Ненокса С.П. Аркадова, он пристрастился к звонам во время Пасхи, когда была «звонильна неделя».

       П.С. Ефименко пишет: «Как во всю неделю Пасхи бывают целодневные звоны на церковных колокольнях, то у мужчин и женщин, холостых и женатых, замужних и девушек есть обычай ходить после первого дня на церковные колокольни толпами» [15]. Автору статьи приходилось слышать о «звонильной неделе» по всему Северу, от бассейна Мезени до Вычегды, от Пинежья до Поонежья. Звонить мог каждый, вплоть до подростков. Такая традиция, конечно же, способствовала появлению новых сочетаний звона, отбору ритмических «фигур», закреплявшихся потом в музыке трезвона.

       Сами звонари сплошь и рядом не имели музыкального образования, но были талантливыми и влюбленными в своё дело людьми. Звоны они заучивали при помощи частушек и поговорок.

       На мой вопрос: «Как звонили на колокольне?» Старый звонарь поморского села Нёнокса ответил:
       – А как звонили, парень ... Вот заберёмся мы с напарником на колокольню, верёвки от колоколов в руки возьмём, смотрим друг на друга да приговариваем. Он себе фигуры отмеряет на малых колоколах так:
– Го-ли-ка-ми при-ты-ка-ли! Го-ли-ка-ми при-ты-ка-ли!
А я больше меряю:
– Голи-ком приткнем! Голи-ком приткнем!
– Голик,  – это что?  – не понял я сначала. А звонарь отвечает:
– Голик – веник по-нашему. Он в поговорке ни про што, а для ладу. А во время звона так весело – прямо плясать хочешь!

       Другую звонарскую «поговорку» мне рассказала С.А. Житнухина, жительница деревни Алешино Вологодской области, вспоминая звоны старой алешинской колокольни: «Дор-да-Батюшка-Слуда-и-Середня-Лабазна-послед-ня!» [16]. В данном случае идет перечисление близлежащих деревень.

       О ритмике колокольных звонов Архангельска говорится в сказке С.Г. Писахова «Уйма в город на свадьбу пошла».

        «Большой колокол проспал: дело свадебно, он все дни пил да раскачивался  – глаза не вовсе открывал, а так впол-просыпа похмельным голосом рявкнул:
       – По-чём треска?
       – По-чём треска?
       Малы колокола ночь не спали  – тоже гуляли всю ночь  – цену трески не вызнали и наобум затараторили:
       – Две ко-пей-ки с по-ло-ви-ной!
       – Две ко-пей-ки с по-ло-ви-ной!
       На рынке у Никольской церкви колоколишки  – робята-озорники цену трески знали, они и рванули:
       – Врешь, врешь  – полторы!
       – Врешь, врешь  – полторы!
       Большой колокол языком болтнул, о край размахнулся:
       – Пусть молчат!
       – Не кричат!
       – Их убрать!
       – Их убрать!
       Хорошо еще други соборны колокола остроглазы были, наши приносы-подарки давно высмотрели и завыпевали:
       – К нам! К нам!
       – С пивом к нам!
       – К нам! К нам!
       – С брагой к нам!
       – К нам! К нам!
       – С водкой к нам!
       – К нам! К нам!
       – С чаркой к нам!
       – К нам! К нам!
       Невеста  – соборна колокольня ограду, как подол за собой потащила. Жоних  – пожарна каланча фонарями обставился да кой-кому из гостей фонари наставил» [17].

       Колокола и колокольцы связаны с традиционной народной культурой. П.С. Ефименко приводит следующие поверья о колокольном звоне, бытовавшие в крестьянской среде на Севере: «Заслышав звон колоколов, дьявол бежит прочь от человека. Замечают еще, что если выйти из дома, войти в него, кончить что-либо в самое начало звона, есть предвестие добра» [18]. Монахи Соловецкого монастыря, опираясь на сложившиеся уже о колокольном звоне представления, распространяли слухи о том, что бомбардирование монастыря в Крымскую войну также прекратилось со звоном большого «Тысячного» колокола.

       Отношение к колоколу, как к оберегу, к звону, как к спасению от злых сил на Севере в конце XIX в. было распространено повсеместно.

       А. Балов отмечал глубинную связь колокольного звона с культом бога-громовика, полагая, что «как св. пророк Илия отчасти заменил в понятиях наших предков, с принятием христианства, Перуна – бога-громовика, так и колокольный звон сделался символом грома небесного»; и далее: «Природу возбуждает от сна, по верованию славянина-язычника, все тот же бог-громовик своим громовым гласом» [19].

       Здесь нам важно обратить внимание на особое отношение к колокольным традициям на Пинеге. Эта северная река издавна славилась архаикой народной культуры. Так вот, по сообщению П. Иванова, на Пинеге «прежде, сказывают, на колокольнях водили круги»,  – т. е. хороводы, а значит и пели песни дохристианского календарного цикла! Пользовался вниманием пинежан в эти знаменательные дни поворота года на весну и звон малых, поддужных колокольцев, а также ботал, шаркунов: «Вторая пасхальная неделя у туземцев (т.е. пинежан  – А.Д.) называется Фоминою и Радоницею. По вечеру субботы светлой недели по верховьям Пинеги ребята бегают беспорядочно, держа в руке каждый палку с привязанными колокольцами. Делать это – значит встречать Фому. В Фомино воскресенье по верховью Пинеги крестьяне ездят на лошадях, запряженных в сани с дугами и повешенными к ним во множестве колокольчиками, бубенчиками и шаркунами» [20].

       Мы можем предположить какую-то важную роль колокольцев в древних дохристианских представлениях славян. Быть может, их звон представлял собою магическое вызывание грома и весны? Во всяком случае, приведенные факты требуют серьёзного внимания этнографов и религиоведов. Проблема роли колокола в христианских представлениях славян представляет чрезвычайный интерес.

       Обращает на себя внимание и свадебный обряд. На Пинеге, как и в большинстве других мест Севера, свадебный поезд не мыслим без колокольцев. Колокольцы своим звоном оберегают молодых от «нечистой силы» на самой важной дороге – к венцу и от венца: «Впереди всей церемониальной процессии, составляющейся из огромного поезда обрученных и деревенской родни, с множеством гудящих под дугами, на оглоблях и на шеях лошадей колокольчиков, шаркунов, бубенчиков, позвонков, – едет в санях, телегах или верхом на лошадях повозчики с опущенными на рукавах лентами» [21]. Свадебная обрядность, как и календарная, отличается наибольшей архаикой символов. В таком контексте нам не представляется случайным или поздним появление колокольцев с их охранительной функцией в традиционной культуре северноруссов.

       Наконец, колокольный звон связан и с представлениями об умерших, бытовавшими в среде традиционного севернорусского крестьянства. Как и в остальной России, крестьяне считали, что «пожертвование на новый колокол лучше всего может облегчить участь грешной души в загробной жизни, что колокольный звон имеет способность «возбуждать усопших от их непробудного сна» [23].

       Магия колокола и колокольного звона проникла и в народную медицину. Здесь уместно вспомнить о бытовавшем на Севере предании, будто висевший на одной из колоколен Сольвычегодска разбитый колокол – это тот самый колокол, который в свое время известил Углич об убиении царевича Димитрия, был за это сечен кнутом и сослан в Тобольск. Народ считал этот колокол чудотворным. Некий М.К. Г-вич описывает связанный с ним магический обряд: «Почти каждый день можно было слышать глухой звук этого колокола: это крестьянин, взобравшись на колокольню, обмывает язык колокола, несколько раз звоня при этом, а воду уносят в „туеске" (местный сосуд) домой, как средство против детских болезней» [23]. Логика рассуждения тут, скорее всего, была таковой: колокол, возмутивший народ, «защитник» невинного убиенного младенца, несет в себе силу, способную помогать больным детям, исцелять их.

       Колокола и звоны являются большой ценностью культурного наследия русского народа. В прошлом они составляли значительное явление в общественной жизни и народной культуре Русского Севера. Изучение их многочисленных и разнообразных функций в русской культуре позволит нам более глубоко понять корни национальной самобытности.

Примечания

[1] Сольвычегодский Введенский монастырь Вологодской епархии. Вологда, 1902. С. 10.
[2] Давыдов А.Н. Два колокола времен Крымской войны. Россия и Русский Север в годы Крымской войны (1853–1856 гг.). Вологда, 1979. С. 64–83; Он же. «Чудесное» спасение Соловецкого монастыря (история и легенда) // Наука и религия. 1981. № 1. С. 32–34.
[3] Государственный архив Архангельской области (далее – ГААО). Ф. 878. Оп. 1. Д. 1. Л. 221–221 об.
[4] Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Вып. 1. Архангельск, 1894. С. 114.
[5] Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. С. 19, 59, 114, 295, 339; Вып. II. С. 56, 66, 93, 102, 114, 125, 131, 184, 188, 233, 252, 254, 266, 280, 399; Вып. III. С. 62, 98, 250 и др.
[6] Вологодские епархиальные ведомости. Прибавление к № 21 за 1896 г.
[6-a] Рыбаков С.Г. Церковный звон в России. СПб., 1896. С. 47.
[7] ПСРЛ. Т. 33. Л., 1977. С. 162–163, 192–196.
[8] ГААО. Ф. 115. Оп. 1. Д. 180. С. 166 об.
[9] Рейнеке. Гидрографическое описание Белого моря // Архангельские губернские ведомости. 1846. Часть неофиц. № 4. С. 50.
[10] Криничная Н.А. Северные предания (Беломорско-обонежский регион). Л., 1978. С. 107.
[11] Оринфский В.П . В мире сказочной реальности. Петрозаводск, 1979. С. 77.
[12] Пипуныров В.Н., Чернягин Б.М. Развитие хронометрии в России. М., 1977. С. 18, 31, 32, 51.
[13] Смоленский Ст. О колокольном звоне в России // Русская музыкальная газета. 1907. № 9–10. 4–11 марта. Стб. 265.
[14] Ефименко П.С. Сборник народных юридических обычаев Архангельской губернии. Архангельск, 1869. С. 106.
[15] Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Т. 1. М. 1877. С. 141.
[16] Житухина Софья Алексеевна, 1914 г.р., уроженка дер. Алешино Вологодской обл.; запись А.Н. Давыдова. Архангельск, 25.10.77.
[17] Писахов С.А. Сказки. Архангельск, 1977. С. 59–60.
[18] Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. С. 164.
[19] (Балов А.) Колокольный звон в народных верованиях // Архангельские губернские ведомости. 1903. № 243. С. 4.
[20] Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. С. 168, 141.
[21] Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии.. С. 78.
[22] (Балов А.) Колокольный звон в народных верованиях  С. 3–4.
[23] Г-вич М.К. Сольвычегодск и его уезд // ИАОИРС. 1911. № 15. С. 119.

© А.Н. Давыдов


Православные основы русского колокольного звона | Общество церковных звонарей | Школа звонарского мастерства Игоря Коновалова | Технология колокололитейного дела | Подбор колоколов и обустройство колоколен | Коноваловъ | Часто задаваемые вопросы | Фотогалерея | История | Библиотека | Исторический архив | Карта сайта | Указатель статей | English |

©