Молитва, отлитая в бронзе (интервью с И.В. Коноваловым)
// Московский журнал. 1995, № 10. С. 33–42
В марте 1995 г. на страницах «Московского журнала» было опубликовано интервью со старшим звонарем Московского Кремля Игорем Васильевичем Коноваловым. Беседу с ним вел Андрей Воронцов.
– Игорь Васильевич, давайте начнем с того, как Вы стали звонарем …
– В 1982 году в газетах начали публиковать объявления о субботниках на территории тогда еще лежащего в развалинах Свято-Данилова монастыря. Хотя в энциклопедии по Москве было написано, что монастырь – памятник архитектуры, там стены бревнами подбирали, чтобы они не падали. Для реставрации был определен один памятник, самый древний из сохранившихся – храм Святых Отец Семи Вселенских Соборов, и мы, добровольцы, в качестве неквалифицированной рабочей силы разбирали завалы, кирпичи, щебень, мусор и прочее. Так продолжалось чуть более года, пока эти развалины не были переданы в 1983 году правительством Советского Союза Русской Православной церкви для создания духовно-административного центра Московской Патриархии с размещением в нем резиденции патриарха. Сразу многое изменилось: и в нашей жизни, и в той деятельности, что кипела вокруг монастыря.
Начиная с 1983 года, в обитель начали привозить колокола. Сначала очень маленькие, от одного до трех пудов – для них была сделана временная звонница, а вскоре, по разрешению властей и благословению святейшего Патриарха Пимена начались поиски тяжелых колоколов. Большинство из них находилось в закрытых и разрушающихся храмах Ярославской области. У нашего большого колокола оказались отбитыми «уши» (это система крепления): он сорвался с балки, перевернулся и своим «маточником» (верхушкой), угодил в свод, в котором застрял. Его извлекли оттуда и отдали нам. Похожим образом были подобраны другие колокола: два педальных стопудовика и два колокола в 30 и 25 пудов.
Колокольня Свято-Данилова монастыря была снесена за два месяца до начала Великой Отечественной войны под предлогом того, что она будто бы представляет из себя ориентир для авиации противника – хотя каким ориентиром для Москвы того времени могла быть колокольня в 39 метров? Великолепный набор колоколов обители, из которых самый большой весил 722 пуда (почти 14 тонн), а два других поменьше 365 и 125 пудов, был продан в 30-х годах, после закрытия монастыря в Гарвардский университет. Правда, никаких прямых доказательств, что они сегодня находятся в Гарварде. Однако, если это так, считаю, что было бы неплохо, вернуть прекрасные древние колокола на родину.
Однако вернемся к Свято-Данилову монастырю. Восстановили колокольню. Над нами, добровольцами, которые приходили в обитель помогать по субботам, поставили начальника – послушника Георгия, а местом послушания определили колокольню. Были провезены колокола из Ярославской области, повешены, и мы во главе с Георгием стали учиться звону.
– А чем Вы занимались до этого? Какая у Вас была профессия?
– Я работал техником, а потом инженером-технологом в авиастроительном конструкторском бюро «Темп».
– Это что-то связанное с «оборонкой»?
– Да. Технические навыки, которые я там приобрел: работа с тросами, педалями, блоками, – все это очень пригодилось на колокольнях. Теоретические знания тоже не помешали: я разработал принципиально новую систему подвеску колоколов – на пружинах, что удлиняет звук и расширяет его диапазон, а кроме того, ослабляет процесс медленного разрушения колоколен в результате колебаний. Это особенно пригодилось на древнейшей колокольне «Иван Великий».
Поскольку ни послушник Георгий, ни я, ни кто-либо другой из нашего круга не знали в 1983–1984 годах, что такое колокольный звон, мы стали ездить по тем городам и весям, где звонят. Прежде всего это была Троице-Сергиева лавра. Именно там звонили по всем канонам. Больше половины братии Свято-Данилова монастыря приехали из лавры. До сих пор сохраняется благочестивая традиция, когда в день памяти преподобного Сергия братия садится в автобус и едет на службу в Троице-Сергиеву лавру. А мы в это время забирались на колокольню и там под руководством игумена Михея, нашего лучшего звонаря, виртуоза, обучались искусству колокольного звона и премудростям оборудования колокольни.
Неплохой набор колоколов (правда, неполный) чудом сохранился на колокольне Новодевичьего монастыря. Там звонит старейший звонарь Русской Православной церкви Владимир Иванович Машков. Он донес до нас звон конца XIX – начала XX веков и, что интересно, его мальчишкой гладил по голове святейший патриарх Тихон, благодаря за хороший колокольный звон.
Опытные звонари рассказывали нам, какие есть закономерности, как надобно подвешивать языки к колоколам, какого они должны быть веса, потому что язык для колокола – все равно, что смычок для скрипки: если он слишком тяжел, то будет выбивать только нижние ноты, если слишком легок, то будет бить «по верхам», как молоток у Спасских курантов. То есть язык к каждому колоколу должен быть подобран индивидуально.
Из примерно 80-ти тысяч колоколен (и колокольных наборов), существовавших на Руси до 1917 года, осталось интересных в историческом и музыкальном смысле и полностью не разоренных только две: Ростовская звонница и колокольня Софийского собора в Вологде. В Троице-Сергиевой лавре были сброшены с колокольни три гиганта: 65-тонный Царь–колокол, 30 тонный «Годунов» (колокол конца XVI века) и 17-тонный «Корноухий». При падении Царь–колокол зарылся маточником в землю и остался цел и, чтобы его уничтожить, на него кидали «Годунов».
– Это злобное стремление истребить с эффектом меня всегда удивляло. Ведь можно было, не подвергая людей риску, опустить колокол с помощью несложных механизмов, разрезать автогеном и отправить в переплавку. Нет –- нужно бить вдребезги, чтоб земля содрогнулась и души человеческие тоже!
– Если говорить с духовной точки зрения, то советская власть до 1943 года была властью сатанинской. Уничтожение церковного колокольного звона являлось частью политики геноцида в отношении Русской Православной церкви. Ведь колокола – её внешний голос. Если икона – это молитва в красках, храм – молитва в камне, то колокол – молитва в звуке, икона звучащая. Это тот отлитый в бронзе звук, который ухо человеческое выбрало для себя как идеал. Как и всё другое, связанное с церковью, его потребовалось уничтожить, разбить на кусочки.
– Когда зазвонили колокола в Свято-Даниловом монастыре? в 1988-м?
– Нет, раньше. Это вообще была долгая история. Колокольный звон продолжал оставаться делом враждебным для властей. Требовалось разрешение. В конце концов оно было получено – но только на двунадесятые праздники. 9 мая 1985 года в один день с Пасхой отмечали 40-летний юбилей победы над гитлеровской Германией. Именно в этот день зазвонили колокола Свято-Данилова монастыря – в честь Воскресения Христова и в честь Победы. Тогда наш звон услыхали даже на территории Октябрьской площади. Сегодня в тихую погоду нас слышат на территории Донского и Новоспасского монастырей.
Подбор колоколов – дело очень долгое и кропотливое. В Троице-Сергиевой лавре колокола подбирались полтысячелетия. Самый древний – 1420-го года, его слышал еще Андрей Рублев, когда создавал «Троицу». Последние колокола к новым часам были куплены в 1908 году. Все это время, несколько долгих столетий, колокола выбирали голос к голосу, как хор выстраивали. В Москве перед революцией было от 20 до 25 ценнейших подборов колоколов. А что сейчас? Не осталось ни одной полностью сохранившейся московской колокольни. Даже если где-то сберегали тяжелые колокола, то утрачены легкие.
Спокойно подбирать колокол к колоколу можно лишь тогда, тогда их уже имеется немало. У нес же не было почти ничего. Требовалось как-то ускорить этот процесс. Мы взяли за образец звонницу Ростова Великого и сделали свою, в до-мажорном ладу. Она перекрывает три октавы, сейчас выходим на четвертую. Колокола от 5 килограммов до 120 пудов.
– Игорь Васильевич, сегодня Вы первый звонарь Москвы?
– Как вы сами понимаете, в Церкви не принято говорить, кто первый, а кто второй. Нужно исходить из того, что человек может. Я, например, могу повторить звон игумена Михея из Троице-Сергиевой лавры и Владимира Ивановича Машкова из Новодевичьего монастыря, но я не могу создать эти звоны. Мы оттачиваем звон Свято-Данилова монастыря и колокольни Ивана Великого в Кремле, которая, кстати, никогда допрежь этого времени слаженно не звонила. В музыкальном отношении ориентируемся на ростовскую звонницу, к которой «Иван Великий» ближе всего по количеству и тяжести колоколов, а поскольку наших колоколов больше и они тяжелее, то у нас создаются звоны даже более интересные, чем ростовские. Важно и то, что впервые «Иван Великий» звонит в едином ритме. Знаменитый оратор и защитник Плевако, будучи старостой Успенского собора, очень сокрушался, что никак нельзя добиться на «Иване Великом» слаженного звона. Это действительно сложно, потому что колокола располагаются в двух зданиях – Успенской звоннице и Ивановском столпе, стоящих рядом, но не связанных друг с другом, а сам столп имеет три яруса и находящиеся в них звонари друг друга не слышат и не видят. Впервые в истории этой колокольни мы ввели дирижирование: то есть я стою на Соборной площади и отхлопываю ритм большого колокола, и меня видят звонари во всех трех ярусах.
– Звонари приходят из Свято-Данилова?
– Необязательно. Чаще всего это члены Общества церковных звонарей, председателем которого я являюсь.
– Расскажите про это Общество.
– Это, что называется, неформальное общество, единственным уставом которого является устав колокольных звонов Русской Православной церкви. Что послужило причиной создания Общества? Мы имеем уже много случаев гибели поступающих новых и найденных старых колоколов во время звонов. Колокол – инструмент достаточно хрупкий. Хотя он льется из двух довольно мягких металлов – олова и меди, но, когда вы их сливаете между собой, у вас получается сплав, осколком которого вы можете порезаться. Он хрупкий, как стекло, за счет этого и звенит. И если вы неправильно повесите язык, колокол у вас может погибнуть при звоне, особенно когда сильный мороз.
На колокольни стали подниматься люди, профессионально занимающиеся музыкой, например, музыканты ударники. С некоторых колоколен полились джазовые синкопы. Вы знаете, это не столько смешно, сколько страшно.
– Абсолютно не смешно.
– Вы представляете, если во время службы в Елоховском соборе завести рок-оперу «Иисус-Христос – суперстар»? Это чистый сатанизм.
– Причем изощренный, непрямой. Врага всегда легче видеть в лицо. Понимая это, он кощунственно прикрывается именем Христа. Вот теперь и на колокольни забрались. Кто им, кстати, разрешает это?
– Иногда это случается, что называется, со своими. Вот вам история, произошедшая в одном из московских приходов. Один молодой человек, прежде занимавшийся музыкой, стал ходить в православный храм и в конце концов был рукоположен во диаконы. Однажды он поднялся на колокольню и оттуда полились джазовые композиции. А что сделаешь? Он уже привык так.
– То есть это его внутренний ритм?
– Да, ритм жизни, мышление. Человек может быть даже против своей воли настроен на определенную волну. Рок-музыка гремит отовсюду, а это влияет на подсознание. Мы объединились в общество верующих, церковных звонарей не только для того, чтобы научить людей обращаться с колоколами, извлекать из них звон, но чтобы они обрели тот ритм, который свойственен православному сознанию.
– А сколько людей в Обществе?
– Примерно сто–сто двадцать человек.
– Они могут, говоря бюрократическим языком, служить кадрами для вновь открывающихся церквей?
– Так оно и происходит. Мы входим в Общество древнерусской музыкальной культуры, являя собой в нем что-то вроде Колокольного приказа.
– Сколько нужно времени, чтобы научить человека основным навыкам звонарского дела?
– Если есть ритмические и музыкальные задатки, то месяца за два он сможет освоить механический звон.
– Как и в любой музыкальной сфере, одного желания здесь мало, обязательно нужен слух?
– Обязательно нужно хотя бы чувство ритма. Есть такая Ассоциация колокольного искусства, зародившаяся в Архангельске. Один из лучших звонарей Ассоциации, Иван Данилов, устроил первый колокольный концерт на колокольне собора Василия Блаженного и не справился с ритмом. Слушать это было несколько странно. Без чувства ритма никак нельзя.
Кроме того, нужно еще чувство колокола. Обучение происходит на основе записей звонов прославленных колокольных центров: Троице-Сергиевой лавры, Псково-Печерского, Новодевичьего и других монастырей. Обучение начинается не с колокольни, не с того, что человек практически знакомится с трелями и подзвонами, а с прослушивания фонограмм, чтобы у начинающего звонаря сначала в голове, а потом в душе появился мотив колокольного звона.
Колокольный звон происходит из церковного пения. Звон Троице-Сергиевой лавры очень похож на Пасхальный канон, ростовский напоминает древнее Знаменное пение. Сейчас в Кремле мы пытаемся воссоздать настоящий Знаменный звон – это перезвон перед литургией, который есть в описаниях иностранных путешественников, например, Бернгарда Таннера. Он посетил Москву в середине XVII века. Интересно, что ни в одном русском источнике нет указания, как производить звон. В Типиконе сказано: «и клепают довольно в три звоны». А что такое – три звона? Как это? Что делать-то нужно? А Таннер пишет так: сначала звонят шесть раз в один колокол, потом шесть раз в один колокол, потом сразу в два шесть раз попеременно с третьим, потом с четвертым и так далее. А поскольку я знаю, что такое, например, Водосвятный перезвон, то я уже в общих чертах представляю, как это было. Если вы реставратор икон и у вас в одном месте утрата, вы все же в целом представляете, что это был за образ, правда?
– Вы затронули тему о связи между колокольным звоном и церковным пением. Не могли бы Вы остановиться на ней подробнее?
– Если вернуться к Знаменному пению конца XVII века, когда оно раскладывается на многоголосье и появляются басы, баритоны и тенора, то точно на такие же три партии раскладывается колокольный звон. Колокольный бас – язык идет в оба края – задает ритм и точно в четыре четверти ему наверху вторит трель: «Благодать Святаго Духа – благодать Святаго Духа – благодать Святаго Духа», а середина – тенора, альты – могут выигрывать ритмические, а иногда даже и мелодические попевки. Например, в Даниловом монастыре, где довольно широкий выбор колоколов, я могу выигрывать тропарь «Христос воскресе из мертвых» полностью, или молитву «Спаси, Господи, люди твоя». Это, конечно, поздняя традиция, навеянная, может быть, нашими церковными иерархами, вышедшими из южнорусских, украинских земель, но тем не менее это традиция, и это красиво. Конечно, басовый колокол вы никак не заставите петь на две-три ноты ниже, но смысл партии остается тот же – разделение звучания на три уровня. И когда было Знаменное пение в унисон, звонили шесть раз в один колокол, а потом шесть раз во все. Недаром один из самых древних ростовских звонов называется «ионинским» – считается, что его сочинил сам митрополит Иона Сысоевич, хорошо разбиравшийся в церковном пении и создавший наставление, по которому были отлиты колокола. Это, собственно, все тот же Знаменный звон, но в н`м уже есть элементы разложения на партии. Или взять Пасхальный канон: «Пасха красная, Пасха Господня», который вызванивается на колокольне Троице-Сергиевой лавры. Этот звон в исполнении игумена Михея очень похож на пение хора отца Матфея Мармоля.
Ещё нужно обратить внимание, насколько колокольный звон дополняет монастырские и кремлевские архитектурные ансамбли. Например, величественный Московский Кремль как бы молчал без своих колоколов. Колокола – голос Кремля. Кстати, в Кремле ни в коем случае нельзя звонить перезвон Троице-Сергиевой лавры потому что совершенно другой ритм архитектуры. Образ звона складывается из окружающих построек, площадей и самого духа места. Поэтому в Кремле мы пошли по пути древних ростовских звонов, наиболее близких кремлевской архитектуре и колоколам.
Если до революции звон на первом ярусе «Ивана Великого» производился раскачиванием языка и ударом в оба края, то сейчас нами создана педальная система, надежно спрятанная от посторонних глаз, - вы ее ниоткуда не увидите. Протянуты тонкие тросики под педали и язык подведен на 5–6 сантиметров к краю колокола, вы нажимаете ногой на педаль, язык прикасается к колоколу, и раздается звук. В Большой Успенский колокол прежде звонили 12–15 человек, и его было слышно в тихую пасхальную ночь даже в Мытищах. Сейчас достаточно 6–7 человек. В современном городе уровень шума транспорта настолько высок, что Мытищи все равно нас не услышат, но колокол можно разбить или испортить.
Все меры, предпринятые нами: облегчение языков, педальные системы, пружинные подвески, разработанные мною с помощью Академии наук, – прежде всего имеют целью сохранение колоколов. Колокол, висящий на пружинах, может как бы отскочить, отпрянуть при ударе и тем самым самортизировать его.
– Вы говорили, что звон Свято-Данилова слышат в Донском монастыре. А ведь не случайно: по воспоминаниям очевидцев, во время так называемого красного звона колокольни перекликались, вся Москва становилась как бы одной большой звонницей. Доведется ли нам когда-нибудь услышать звон «сорока сороков», этот колокольный апофеоз.
– Ближайшие лет десять, вряд ли. Сейчас никто не восстановит «Воскресный» колокол, разбитый в Кремле в 1917 году. Это был один из лучших колоколов по красоте звучания. Его очень любил композитор Рубинштейн. Никто не восстановит древние колокола XVI–XVII веков, которые звучали в Симоновом монастыре. Меры по возрождению колокольных ансамблей предпринимаются, но их пока недостаточно. Хотя такой, грубо говоря, колоколизации, которая проводится в Москве с начала 1990-х годов, не было, конечно, никогда. Храмы один за другим украшаются целыми наборами. Но все равно до уровня 1917 года нам ещё весьма далеко.
– Сейчас стали снова появляться так называемые домовые, или семейные, церкви. До революции их было в Москве очень много. Теперешние состоятельные люди желают, чтобы все у них было, как в больших церквах, и красный звон тоже. Как Вы к этому относитесь?
– Что ж, если идет литургия, православное богослужение, то, конечно, колокол здесь не помешает. Хотя в этом случае более уместен не внешний колокол, а внутренний, тонкостенный, размещающийся в притворе или особой часовне.
– Ну, а если он все-таки будет размещаться снаружи и в него станут звонить как попало?
– Это плохо. Особенно если к непрофессионализму звонаря прибавится некачественность отливки колокола. Такой звон будет только раздражать православное ухо.
– В таком случае, не следует ли регламентировать организацию колоколен при домовых церквах с помощью экспертов из Общества церковных звонарей.
- Да, мы всегда могли бы оказать такую помощь.
– Любой музыкальный инструмент проверяют, настраивают перед игрой, и вряд ли колокол исключение.
– Да, пианино настраивают и учат на нём играть, а в колокол, как иные считают, может звонить каждый. Искусство звона передавали из поколения в поколение. Были потомственные династии звонарей. Отец ныне покойного звонаря Михаила Сергеевича Урановского звонил на ростовской звоннице и дед, возможно, тоже.
– Я знаю, что Вы сами участвуете в процессе отливки колоколов. Расскажите про это.
– Эта деятельность развивалась сразу по нескольким направлениям, поначалу напоминая блуждание в темной комнате, когда-то и дело натыкаешься на какие-то острые углы. Сначала мы пытались найти какие-то новые материалы. Например, ни в XVI, ни в XVII, ни в XVIII веке не было алюминия, и кое-кто подумал: а если отлить алюминиевый колокол? И вот он был отлит, но ничего, кроме «пу-у», не получилось. Экспериментировали и дальше, добавляли медь, но потом пришли к выводу, что нужно возвращаться к колокольной бронзе. Оказывается, лучшего материала, который проводил бы почти сто процентов удара в звук, нет. Но это не так-то просто – вернуться к бронзе. Воронеж, казалось бы, тоже отливает из колокольной бронзы, но когда мы сделали анализ воронежской отливки, то в ней оказалось 7 процентов олова, а в пушке времен Петра Алексеевича было 10.
– А оптимальный процент для колокола?
– 17–18 процентов. Остальное – медь. Чем чище эти исходные материалы, тем чище звук. Ни серебро, ни злато, ни даже мешок жемчуга звук не улучшат, а уж ухудшат – это точно. Серебро, правда, до какой-то степени не влияет на звук, но выше этого предела уже загрязняет.
– А какой звук у серебряного колокола?
– Плохой.
– И у «Царского» был плохой?
– Да. Если вы правильно сварите колокольный металл и зальете его в колокольную форму, то у вас на поверхности как бы образуется оловянная корочка, чуть больше олова выступает, а олово с медью дает такой беловато-желтый цвет, вроде как у Царь-колокола – цвет старинного серебра. Отсюда, я думаю, и эта легенда о дивном звучании серебряного колокола. Отсюда и ошибка в фильме Тарковского «Андрей Рублев», когда юный литейщик говорит: «м-мало серебреца, колокол не зазвонит». Он действительно не зазвонит, если в него вместо олова добавить серебра.
– Думаю, это не столько ошибка, сколько замысел: ведь герой не знает, как лить колокола, он на ходу учится.
– Прототипом героя новеллы «Колокол» был известный колокольный мастер Александр Григорьев сын Лыков. В 1653 году в Москве свирепствовала чума. Царь Алексей Михайлович уехал на войну с Польшей. Спасая царскую семью, патриарх Никон вывез её под Москву и разместил в двух монастырях, а двух колокольных литейщиков, Александра Григорьева и Федора Моторина, отправил на Валдай отливать колокола для своего Крестного монастыря. Когда мастера вернулись в Москву, они нашли её опустевшей и разоренной. В живых никого из литейщиков не осталось. Получилось, что патриарх Никон спас Григорьеву и Моторину жизнь, отправив на Валдай. Они-то и возродили колокольное дело в Москве. Александр Григорьев сын Лыков работал на Пушечном дворе. Федор Моторин основал позже свой завод на Сухаревке, который потом перешел к Никифору Калинину, затем к Богданову, а перед революцией это были знаменитые заводы Финляндского, отливавшие колокола на храм Христа Спасителя.
– А насколько соответствует действительности сюжет «Колокола» в «Андрее Рублеве»?
– Совершенно не соответствует. Александр Григорьев поступил учеником на Пушечный двор, а мастер, у которого он учился – очевидно это был Емельян Данилов, – государю давал расписку в том, что «будет новопоступившего ученика обучать всем искусствам, ничего не утаивая». А чтобы паренёк, зная о колокольном деле лишь понаслышке, отливал громадный колокол – такого, конечно, не было.
– Но и художественного эффекта в ином случае не было бы. У каждого дела свои законы. Но мы немного ушли в сторону, а мне хотелось, чтобы вы продолжили рассказ о ваших изысканиях в колокольном деле.
– На каком-то этапе возникла идея: обмерить старый колокол и его повторить. Обмерил. Отлили. Но ничего не получилось. Потому что исходные материалы разные, плавка другая - нынешняя электродуговая ни в какое сравнение с той, на дровах, не идет. Хотя звук стал, конечно, лучше, нежели у колоколов, отлитых в Воронеже.
– А если попробовать дедовским способом?
– Можно. Но тогда будет все равно, из чего отливать колокола: из чистого золота, или из бронзы. Это будет настолько дорого …
– Почему же дорого? Что дороже: изготавливать форму промышленным способом или лепить из глины и обжигать кострами?
– Эту форму вы должны выдерживать несколько месяцев, чтобы она просохла. И если будет на то государево жалованье, отливается колокол. Даже Оловянишниковы не могли обеспечить жизнедеятельность производства только продажей колоколов: изготавливали церковную утварь, развивали лакокрасочное производство. А с другой стороны, чтобы колокола были качественные, нужно, чтобы мастера только этим и занимались.
Таким образом, последним этапом наших изысканий стал отход от дедовских методов формовки и плавки металла. Во главу угла был поставлен звук. Лаборатория колокольной акустики при Обществе древнерусской музыкальной культуры сняла спектры с десятков, а теперь, может быть, и сотен древних колоколов. Исходя из разработанных оценок качества колоколов (принцип затухания звука и тому подобное), нами были выбраны несколько десятков самых лучших колоколо – из Лавры, Кремля и некоторых храмов Москвы. На основе их акустических обмеров были сделаны формы. Современная технология позволяет просушивать модель гораздо быстрее, в холодно-твердеющей смеси. Затем современными методами формовки мы добились меньшей разностенности по горизонтали. У Федора Моторина было 3–4 миллиметра на 70-пудовом колоколе, а у нас – полмиллиметра. Это очень сильно влияет на качество звука. Чем меньше разностенность, тем лучше звук.
– А улучшается ли звук при увеличении объёма колокола?
– Да, конечно. Не то чтобы в абсолютном смысле лучше – это зависит, скорее, от пропорций. Звон будет дольше, гулче, мощнее и ниже. У низких частот есть свойство огибать препятствия.
– Про такой звон говорят «плывущий». Источник звука уже затих, а он сам ещё плывет по воздуху.
– Да. 120-пудовый колокол, который мы сегодня прослушивали, обладает именно такой особенностью.
– Его отливали при Вашем участии?
– Я участвовал как специалист по оформлению колокола: рисунок ушей, орнаментика, текст.
– А куда пойдет колокол?
– Их два, оба 120-пудовые. Один из них поедет в казахстанский Южноуральск, а другой отправится в храм Влахернской иконы Божией Матери в Кузьминках, который сейчас полным ходом восстанавливается. Колокола подстраиваются в звукоряд, чтобы у них не был один и тот же звук. Они сделаны именно по тому принципу, о котором я говорил, когда повторяется не технология литья, а звук старого колокола – частоты, музыкальные интервалы, созвучия. Например, после подстройки колокола стали чуть меньше – на полпроцента, а то и в сотых долях – расхождения по октаве. У колокола должно быть «до» внизу и «до» наверху – два «до», а здесь делается терция, большая или малая, а иногда кварта – в зависимости от того, что нам нужно получить. Октава должна «стоять» абсолютно, тогда у нас не будет биения, болезненного звука.
– Герой Тарковского заставлял литейщиков копать яму, чтобы они «спиной» почувствовали будущий колокол. А звонарю полезно участвовать, подобно Вам, в отливке?
– За всех сказать не могу, лично я занимаюсь не только звоном, но и колокольными наборами, подбираю звоны. Колокола – это не только звук, но еще и высокохудожественные отливки. Каждому профилю колокола нужно подобрать соответствующий рисунок, корону, маточник, уши и прочее. Например, на стодвадцатипудовике, о котором я вам рассказывал, уши скопированы с Царь–колокола, в уменьшенном варианте. Вообще, в случае с этими колоколами, могу сказать Вам со всей ответственностью, превзойдено качество XIX века. Как бы точно вы ни отливали колокол, всё равно будут какие-нибудь искажения. Устранить их можно только за счёт подстройки.
– Давайте поговорим об инициативе общества «Красный звон», которое хочет отлить колокол, равный Царь–колоколу.
– Хорошее дело. Но без создания соответствующей технологии сразу отливать гигантский колокол невозможно. В качестве первой ступени можно было бы воссоздать тысячепудовый колокол Успенской звонницы в Кремле. Можно отработать технологию, опробовать печи, узнать, какой металл делать и что для этого необходимо. А потом во всеоружии приступать к отливке Царь–колокола. Существует спектр звучания тысячепудового колокола.
Был у нас в двадцатые годы звонарь и музыкант Константин Сараджев с совершенно феноменальным слухом. Он слышал 121 ноту в октаве – мы слышим в лучшем случае 16. Он записал, сколько нужно нажать клавиш на пианино и как, чтобы получить звук тысячепудового колокола. Все эти спектры, включая звук Успенского колокола, у нас есть. Нужно проверить сейчас на основе сохранившихся колоколов, что же в действительности слышал Сараджев, и по имеющимся нотам Общества древнерусской музыкальной культуры сделать чертежи тысячепудовика, сравнить их с сохранившимися тысячепудовиками в Ростове Великом.
– Вам хотелось бы, конечно, позвонить в Царь-колокол?
– Конечно. Только там, кроме меня, потребовалось бы еще человек пятьдесят, чтобы раскачивать язык.
– Работа на больших колоколах требует большой физической силы, не так ли?
– В нашем деле кто не умеет работать головой, тот, конечно, должен работать руками. Я могу одновременно звонить в 16 колоколов и при этом вовсе не уставать. Можно подвести на так называемый звонарский столбик даже стопудовый колокол, используя оттяжки: язык подходит к самому краю колокола и работает так, как вам нужно. А в Ростове Великом, например, тысячепудовик подвели на педаль. Было положено огромное бревно, которое брало на себя вес языка, около тонны. Язык подводится на какое-то расстояние, веревка закрепляется на опоре колокольни, бревно вставляется в оттяжку на середине, старенький дедушка нажимает ногой на педаль – и раздается звон.
– Что ж, спасибо Вам, кажется, нет такой колокольной темы, которую мы бы не обговорили.
– Если позволите, я затрону напоследок еще одну. После разгрома Русской Православной церкви в 1920–30-е годы довольно большое количество освященных церковных колоколов попало в музеи и театры. Их только в Большом театре около сорока находится за сценой.
– Да, современники вспоминают, что именно в Большом и можно было послушать в 30-е годы настоящий колокольный звон.
– Мы, конечно, благодарны театрам за то, что они сохранили это ценнейшее наследие, но теперь неплохо было бы подумать над тем, чтобы вернуть колокола туда, где их используют по прямому назначению. В Большом эти колокола звонят в «Борисе Годунове». Но ведь все остальное – декорации и бутафория. Они же не выносят на сцену настоящий трон из Оружейной палаты. Нельзя ли вместо колоколов использовать фонограмму? Недавно у нас произошел радостный день: театр имени Немировича-Данченко передал десять колоколов в знаменитый храм Спаса Преображения, что на Песках. Вместо колоколов театр получил бронзовые доски-била, настроенные на основные ноты этих колоколов. Самый большой колокол в Большом театре – 400 пудов, он из храма Воскресения Христова в Кадашах. Мы можем сделать им идеальную запись гула 4000-пудового Успенского колокола или 2000-пудового «Сысоя» со всем ростовским звоном. Это даже обогатит звуковую гамму «Бориса Годунова» и других спектаклей.
Православные основы русского колокольного звона | Общество церковных звонарей | Школа звонарского мастерства Игоря Коновалова | Технология колокололитейного дела | Подбор колоколов и обустройство колоколен | Коноваловъ | Часто задаваемые вопросы | Фотогалерея | История | Библиотека | Исторический архив | Карта сайта | Указатель статей | English |
©
