В.И. Машков
О колокольном звоне и прожитой жизни
// Православный колокольный звон. Теория и практика.
М., 2002. С. 128–133

          Я не теоретик колокольного звона, а сугубый практик, и учеников своих обучал и обучаю на колокольне. Расскажу о колоколах и колокольнях, с которыми меня свела жизнь.

          Седьмого мая 1907 г. наша семья переехала жить в дом у Елоховского собора, и окна моей детской комнаты находились прямо напротив колокольни. Расстояние от подъезда нашего дома до входа на колокольню, как я позднее подсчитал, составляло 52 шага. Я рос под колокольный звон.

          Моими любимыми игрушками были колокольчики, на Рождественскую елку я помещал бумажные колокольцы, которые мы делали сами. В четыре года я впервые попал на колокольню, в шесть лет вместе с отцом поднялся на колокольню Ивана Великого в Московском Кремле, которая всегда была открыта для посетителей.

          Маленьким мальчиком пытался помогать звонарю Елоховского собора Алексею, который умер в 1920 г. В июне 1920 г. меня пригласили помогать звонить в Елоховский собор. С колоколами Елоховского собора общался я до 1930 г., когда собор закрыли. После этого 15 лет я звонил на колокольне храма Преображения Господня вблизи Преображенской площади. В 1964 г. храм по указанию Хрущева снесли. Не помогло даже заступничество Л.И. Брежнева. В этот же год меня пригласили в храм Апостолов Петра и Павла на Солдатской улице в Лефортове. Там было пять колоколов, самый большой – 80 пудов, звонил там, уже будучи главным инженером большого завода. Одновременно посещал Ново-Девичий монастырь, где колокольный звон был слабым, неумелым. Четвертого ноября 1964 г. был приглашен старостой Ново-Девичьего монастыря, и с тех пор звоню в монастыре.

          Мои глубоко верующие родители воспитали меня православным, и это спасало и охраняло меня всю жизнь. Как звонаря меня наградили орденом Святого Благоверного князя Александра Невского и орденом Преподобного Сергия Радонежского, а также двумя грамотами за подписями патриархов Пимена и Алексия II.

           На колокольне Ново-Девичьего монастыря было 15 колоколов. Один украли, один был неисправен. В звоне участвовали 13 колоколов. Три колокола – в правой руке – зазвонные колокола, которые дают весь рисунок звона. Левая рука ударяет по тросам, подтягивающим 8 колоколов к столбу. В два больших колокола звоню через педаль синхронно. Это большой Успенский колокол – дар царевны Софьи – весом 550 пудов и полиелейный, весом 220 пудов.

          Здесь я учил молодых звонарей. Для хорошего колокольного звона нужно быть глубоко верующим человеком, как великий звонарь Смагин, любить звон, колокола. Без любви с колоколами лучше дела не иметь. Совершенствование в звоне достигается во времени. Звонарь – это не специальность, это Дар Божий. Колокольный звон, как и стихи, должен иметь свою рифму. Это очень важно.

          Хорошо звучат колокола при легком морозце в 5–6 градусов. Зимой, когда металл становится хрупким, звонить надо осторожно, чтобы колокол не треснул. Несколько больших колоколов Московского Кремля было разбито матросами гвардейского экипажа во время коронации Николая  II вследствие слишком сильных ударов языка о колокол.

          Некоторые трели я делаю громкими, другие – тихими. У большинства современных звонарей звон на одном уровне.

          Колокольный звон – это часть Богослужения, он должен возвышать дух человека, устремлять его к горнему миру, а не развивать музыкальными мелодиями душевность, затрагивать эмоции и через них открывать путь страстям. Сравните песнопения знаменного распева до середины семнадцатого века и сочинения Веделя, Березовского, Бортнянского, находившихся под влиянием итальянской музыкальной традиции.

          Колокол – это не музыкальный инструмент, а церковный священный предмет «звонкая икона», «умозрение в звуке». Колокол – это голос Церкви, зовущий издалека и посылающий привет как дворцам, так и лачугам ... Алексей Константинович Толстой хорошо это выразил в стихотворении «Благовест»:

Среди дубравы блестит крестами храм златоглавый с колоколами.
Их звон призывный через могилы гудит так дивно и так уныло!
К себе он тянет неодолимо, зовет и манит он в край родимый,
В край благодатный, забытый мною, и, непонятной томим тоскою,
Молюсь и каюсь я, и плачу снова, и отрекаюсь от дела злого,
Далеко странствуя мечтой чудесною, через пространства я лечу небесные,
И сердце радостно дрожит и тает, пока звон благостный не замирает ...

          В России не получили распространения карильоны – общее мнение было таковым, что при их использовании особенности той или иной службы теряются, утрачивается благолепие. Колокола не прижились в симфонических оркестрах. Там их заменили наборы металлических труб разной длины, подвешенных на специальной раме. Играют на них колотушкой, головка которой обтянута кожей. Колокольчики в оркестрах заменили неким подобием металлофона. Не все, что способно издавать звуки, можно и нужно использовать в качестве музыкальных инструментов.

          Колокола – для спасения людей. Устраивать концерты колокольной музыки – кощунственно, по этой дороге наш народ уже однажды пришел к 1917 году. Не случайно Сараджев кончил свои дни в доме для умалишенных. Всё это я рассказываю своим ученикам. Рассказываю и о том, что повидал и услышал.

          Одно из ярких воспоминаний моего детства, когда наследник-цесаревич на благотворительном базаре в неделю ромашки в ответ на пожертвование подарил мне две свои фотографии, а государыня-императрица подарила моей бабушке три розы.

          До революции лучший звон был в Сретенском монастыре у звонаря Ведике, справлявшегося с 22 колоколами. Незабываемое впечатление производили службы в храме Христа Спасителя. Я был крестоносцем у патриарха Тихона, а архидьякон Розов был моим кумиром.

          Недавно митрополит Ювеналий пригласил меня в комиссию по отбору колоколов для восстанавливаемого храма Христа Спасителя. По моему мнению, лучшие колокола были отлиты Михаилом Алексеевичем Машиным, эти колокола не уступают лучшим дореволюционным колоколам, в том числе колоколам завода Финляндского, находившегося в Спасском переулке у Сухаревой башни, куда я часто ходил с бабушкой. Незабываемое зрелище! Статья об этом заводе была опубликована в «Московском журнале».

          Самый лучший колокол весом 2200 пудов я слышал в Саввино-Сторожевском монастыре. Звук – просто волшебный: ноги приросли к земле; ударов колокола не слышно; как в море, волна-звук то нарастает, то затихает. Колокол отливали в 1667–1668 гг. в самом монастыре, в нескольких метрах от звонницы. Мастер Александр Григорьев, восемь его учеников, дружина мастеров Пушкарского приказа и сотня стрельцов отлили колокол за очень короткий по тем временам срок – 130 дней. В 1671 г. московский мастер Михаил Клементьев поднял колокол на средний ярус звонницы. В 1941 г. при наступлении немцев колокол погиб. А ещё говорят о какой-то реституции!

          Хороший колокол в Богоявленском соборе в Елохове весом 838 пудов. Хороший колокол был в Симоновой монастыре весом около 800 пудов. Особой торжественностью отличались звоны московских старообрядческих храмов. Когда мы жили у Елоховского собора, нашим соседом по дому был заводчик-старообрядец Григорий Федорович Куделин. Он построил в Лефортовском переулке церковь. Я там звонил. Колокола небольшие (самый большой 60 пудов, но прекрасного звона), и очень хорошо, как всё, что делали старообрядцы, подобраны. Так что и с небольшими колоколами на звоннице можно очень хорошо звонить. Было бы желание, трудолюбие и любовь.

© В.И. Машков

 


Православные основы русского колокольного звона | Общество церковных звонарей | Школа звонарского мастерства Игоря Коновалова | Технология колокололитейного дела | Подбор колоколов и обустройство колоколен | Коноваловъ | Часто задаваемые вопросы | Фотогалерея | История | Библиотека | Исторический архив | Карта сайта | Указатель статей | English |

©