Виды колоколов

	набатные, вечевые
	«красные»
	царские
	пленные
	ссыльные
	золочёные
	лыковые
	«кандия» или звонец
	ямские колокольчики
	валдайские ямские колокольчики (Новгородская губ.) слободские ямские колокольчики (Вятская губ.) касимовские ямские колокольчики (Рязанская губ.) пурехские ямские колокольчики (Нижегородская губ.) вологодские ямские колокольчики (Вологодская губ.)
	примечания

Колокола у нас существуют многих видов и названий. Так известны: набатные, вечевые, красные, царские, пленные, ссыльные, благовестные, полиелейные, золочёные и даже лыковые; существуют ещё небольшие колокола под названием «кандия» или звонец. Им дается знать звонарю на колокольню о времени благовеста или звона.

Набатные колокола

Первый из набатных колоколов висел в Москве, в Кремле подле Спасских ворот, в настенном шатре или полубашенке [1]; он назывался царским, сторожевым и всполошным; в него звонили во время нашествия врагов, мятежа и пожара; такой звон назывался «всполохом» и набатом [2]. На этой полубашенке висел прежде, как полагали, вечевой колокол, привезенный в Москву из Великаго Новгорода, после покорения его Иоанном III. Существует предположение, что Новгородский вечевой колокол был перелит в Московский набатный или всполошный в 1673 году. По указу царя Феодора Алексеевича, он сослан был 1681 года в Корельский Николаевский монастырь (где погребены дети Новгородской посадницы Марфы Борецкой) за то, что звоном своим в полночь испугал царя. На нём вылита следующая надпись: «лета 7182 июля в 25 день, вылит сей набатный колокол Кремля города Спасских ворот, весу в нем 150 пудов». К этой надписи прибавлена другая вырезанная: «7189 года, марта в 1-й день по именному великаго государя царя и великаго князя Феодора Алексеевича всея великия и малыя России самодержцу указу дан сей колокол к морю в Николаевский-Корельский монастырь за государское многолетное здравие и по его государским родителях в вечное поминовение неотъемлемо при игумене Арсение» [3].

По свидетельству старожилов, у другого набатного колокола, который висел на башне Спасских ворот после перваго колокола и который теперь хранится в Оружейной палате, по приказу Екатерины II, был отнят язык за то, что он во время Московскаго бунта в 1771 году сзывал народ: в таком виде он висел до 1803 года, когда был снят с башни и поставлен под каменным шатром у Спасских ворот вместе с большими пушками. По сломе шатра, он был сперва помещен в арсенал, а потом в Оружейную палату: на нём находится следующая надпись: «1714 года июля в 30 день вылит сей набатный колокол из стараго набатнаго же колокола, который разбило, Кремля города ко Спасским воротам, весу в нем 108 пуд. Лил сей колокол мастер Иван Маторин».

Вот что находим о набатном колоколе в статье Г.В. Есипова [4]: в 1803 году стены и башни Московскаго Кремля во многих местах начали разваливаться и Московская Кремлевская экспедиция озаботилась их исправлением – главноуправляющий Кремлевскою экспедициею П.С. Валуев, командировал чиновника в набатную башню с приказанием снять осторожно колокол и сдать его в экспедицию для хранения в кладовой, впредь до исправления башни. Когда сняли колокол и хотели его везти в кладовую, явился офицер с солдатами и заявил, что комендант приказал оставить колокол на площади и поставил к нему двух солдат. Сконфуженный чиновник донес Валуеву об аресте колокола. Валуев отличался непомерным самолюбием и послал к коменданту чиновника, который на словах заявил ему: чтобы он немедленно возвратил колокол. Комендант потребовал письменнаго объяснения. Валуев не замедлил такое послать и немного резкое.

Комендант нашел тон письма, да и самое требование немного оскорбительным и пожаловался московскому главнокомандующему графу Салтыкову. Главнокомандующий, вероятно, тоже не совсем довольный тем, что Валуев обратился к коменданту помимо его, в тот же день уведомил Валуева, «что он находит действия коменданта совершенно законными и просит в подобных случаях обращаться к нему, главнокомандующему, и содержать коменданта в том внимании, какого он заслуживает по отличному усердию и исправности, в толиколетнем прохождении важнаго служения своего оказанными».

Валуеву стало понятно, что сделал ошибку, погорячился и что главнокомандующий может довести об этом до высочайшаго сведения, а главнокомандующий и Валуев как два медведя в берлоге, жили не в ладу, и Валуев поспешил искать покровительства в любимце императора, Трощинском, мимо котораго в случае жалобы графа Салтыкова дело это не могло пройти.

«Опасаясь, что главнокомандующий представит о деле своим манером на высочайшее усмотрение, доношу вашему высокопревосходительству (писал Валуев к Трощинскому), яко единственному благотворителю, о встретившейся неприятности от коменданта и главнокомандующаго, душащими меня попеременно пустыми отношениями.

По понятию моему о пользе казны и славе моих государей, истребил я, без огласки, прошедшим летом два застенка, яко памятники времен жестоких и безчеловечных, употребя из оных материалы на исправление древностей, заслуживающих быть обереженными в позднейшия времена и что этим оправдал я ваше покровительство, снискал всеобщую жителей московских эстиму и заслужил монаршее благоволение. Руководствуясь таковым же подвигом спрятан у меня давно язык известнаго колокола, служащаго возвестителем всех возмущений стрелецких и возмущения во время чумы в царствование Екатерины Премудрой».

После такого напоминания о своих заслугах, оказанных государю и отечеству и московским жителям, Валуев в письме к Трощинскому разсказывает, как комендант арестовал колокол и оставил его под караулом на площади «где прохожие, может быть, делают о том разные толки и заключения, а главнокомандующий, не осмотрев места и не разспросив о том у меня, пишет ко мне отношение, которое я оставил без ответа, как для избежания дальнейших историй, так и потому, что ответствуя, обязан бы я был объяснить его сиятельству, что колокол, им уважаемый, есть памятник зол российских, заслуживающий быть забыт всеми благомыслящими отечества сынами, памятник безславия покойнаго отца его, который будучи главнокомандующим, от чумы и возмущения укрылся в подмосковную, за что и был отставлен, и дана преемнику его инструкция, в которой упомянуто о его побеге».

Изливши свою злость на главнокомандующаго и даже на его покойнаго отца. Валуев принялся за коменданта: «Комендант говорит, что без начальства колокола отдать не может. Буде колокола принадлежат к военной дисциплине и аккуратности, почему же не воспрепятствовал мне прошедшим летом, разбирать колокола на башнях Спасской и Троицкой?

Обязан я был объяснить ему (главнокомандующему), что в моем чине, служа непорочно 50 лет, разуметь я должен, кому какия давать уважения, не погрешая против коменданта, о котором он сам отзывался, что он пьяница и знает только службу капральскую».

Вступив на дорогу сплетней и злоречия, Валуев не остановился на самых ничтожных мелочных объяснениях Салтыкова и коменданта: «Злоба коменданта происходит от того, что не удовлетворяются его пустые требования о снабжении его дома неимоверным числом дворцовыми мебелями, о набитии льдом его погребов и пр. и пр., понеже неблагорасположенных ко мне окружающих его зятя Уварова и правителя канцелярии Карпова».

Как ни старался Валуев в глазах Торщинскаго, который мог донести эти сплетни и выше, очернить коменданта и главнокомандующаго, не постыдившись даже, по случаю колокола, вызвать тяжелыя воспоминания фамилии графов Салтыковых о поступке одного из их семейства во время чумы в Москве 1771 года, как ни льстил Трощинскому разными подобострастными и лакейскими фразами, но граф Салтыков остался цел и невредим и 28 мая 1803 года сообщил Валуеву, что государь император высочайше повелеть соизволил: «набатный колокол сохранять навсегда на своем месте (т.е. на той башне, где он висел), в случае же починки башни сохранять колокол в надежном месте до исправления ея, а по исправлении опять вешать на свое место». Валуеву осталось, впрочем, утешение, что в решении ничего не было упомянуто о спрятанном им языке от колокола.

Кроме набатных, были еще колокола «вестовые»; они существовали в старину в Сибири и во многих пограничных городах южной и западной России. Ими давали знать о приближении неприятеля к городу. Вечевые колокола у нас были в Новгороде и Пскове и, как надо полагать, последние не отличались большим весом. Еще в начале XVII столетия во всей Новгородской области не было колокола более 250 пудов весом. Так, по крайней мере, говорит летописец, упоминая о колоколе «Благовестнике», слитом в 1530 году ко святой Софии повелением архиепископа Макария: «слитъ бысть колокол вельми велик, яко такова величеством не бывало в великом Новеграде и во всей Новгородской области, яко страшной трубе гласящи» [5].

«Красные» колокола

«Красными» колоколами называли такие, которые имели звон красный, т.е. хороший, усладительный, веселый; красные колокола тоже что красивые, благозвучные. В Москве, в Юшковом переулке, существует церковь святителя Николая «у красных колоколов»; этот храм более чем два века славился своим «красным звоном». Есть в Москве ещё другой храм, за Неглинною, на Никитской улице, известный под именем «Вознесенье хорошая колокольница».

Но лучшие по тону колокола в России, это в Ростовском соборе. Колокольня этого храма замечательна своим устройством и музыкальными звонами колоколов. Звоны там названы по именам учредителей: Ионин, по имени митрополита Ионы Сысоевича, который с 1652 г. по 1691 год в течение 39-и лет правил митрополиею Ростовскою; Георгиевский, особенно хороший, как говорят знатоки, принадлежал архиепископу Георгию Дашкову, правившему Ростовом уже по уничтожении митрополии с 1718 года по 1731 год; Иоакимовский, по имени архиепископа Иоакима, 1731–1741 год. Колокола висят в линию и различаются весом: первый в 2.000 пудов, второй в 1.000, третий в 500 и т.д. до 20 пудов и менее. Всех колоколов тринадцать. Звонари становятся так, что могут видеть друг друга и соглашаться в такте. Это одно из условий гармонии. Митрополит Платон приезжал слушать эти звоны и хотел учредить у себя такие же в Вифании. Но ему сказали: «дайте такую же колокольню и такие же колокола». Исторические ростовские колокола: Сысой, Полиелейный, Лебедь [6], Голодарь [7], Баран, Красный, Козел и Ясак.

Пленные колокола

«Пленные» колокола имеются на колокольнях многих наших церквей; особенно богата ими Петербургская губерния, отчасти Москва и затем Сибирь. Из замечательных шведских старинных колоколов, один находится в Петербурге за Невской заставой на Фарфоровом заводе, весом в тридцать пудов, с латинскою надписью. По раcсказам одних, этот колокол найден был в земле, при постройке каменной церкви, на месте которой в старину стояла шведская кирка. По другим преданиям, он был взят в плен от шведов императором Петром Великим. Между колоколами Москвы «пленных» имеется тоже несколько. Замечателен там один «полиелей» [8] с буквами Е.Г. и сбивчивою надписью. Этот древний колокол висит на колокольне церкви св. Николая, в Юшковом переулке.

В Красноярске, на соборной колокольне, имеется один колокол, исписанный какими-то восточными письменами. По преданию, он взят из Буддийскаго храма, по другим разсказам его нашли лет пятьдесят тому назад при разрытии одного кургана в Минусинском селе.

Во время войны царя Алексея Михайловича с Польшею, в Сибирь было послано много пленных поляков и литовцев, а с ними отправлены и колокола. Некоторые из пленных колоколов привезены были даже в Енисейск. Но война с Польшею кончилась и вследствие Андрусовских договоров по царскому указу, пленники, одушевленные и неодушевленные, потянулись обратно в свои прежния места. Впрочем, нет сомнения, что как многие из литовцев и поляков добровольно остались в Сибири и после поступили то в городовые, то в линейные казаки, так и колокола, по крайней мере, некоторые, не возвратились на родину [9].

Ссыльные колокола

«Ссыльных» колоколов, кроме известнаго Углицкаго, что висит в г. Тобольске, существует тоже несколько, по большей части они присланы в отдаленнейшие монастыри благочестивыми, но гневными царями.

Царские колокола

Помимо Углицкаго колокола, в Сибири известны ещё «царские колокола», жертвованные царственными особами. Так в Сибирь к разным церквам прислано немало колоколов Борисом Годуновым [10]. Потом жертвовали к сибирским церквам и в монастыри цари Алексей Михайлович, Феодор Алексеевич и Петр с Иоанном. Из этих колоколов три в 160, в 130 и 40 пудов, литые первый в 1682 году, а два последние в 1678 году и присланные в 1680–1684 годах по сие время в целости существуют в Тобольске, на колокольне Софийскаго собора. Был на этой колокольне и 4-й царский колокол в 110 пудов, пожертвованный к собору царем Алексем Михайловичем в 1651 году, но он растопился во время пожара, бывшаго в 1682 году.

Кроме того, царских колоколов сохраняется: один в Туруханском монастыре, в 50 пудов, присланный Алексем Михайловичем в 1660 году – и затем есть ещё четыре колокола в Кондинском монастыре, присланные туда в 1679 году царем Феодором.

Золочёные колокола

«Золочёные» колокола имеются, кажется, только в городе Таре, в Сибири, при церкви Казанской Божией Матери. Их там шесть; все они небольшие от 1 до 45 пудов. Вызолочены они татарским мещанином Семеном Можаитиновым по следующему случаю. Любимый брат этого мещанина, быв по торговым делам в степи, попался в плен к киргизам; брат, узнав об этом, дал обет, что если пленник благополучно возвратится из плена, то он позолотит колокола. Брат вернулся, и горячность братской любви заставила выполнить данный обет. По другим разсказам. колокола позолотил Можаитинов из любви к церковному благолепию.

Лыковые колокола

«Лыковые», как и карноухие колокола, тоже принадлежат к опальным и ссыльным. Лыковые колокола это ранее разбитые и затем связанные лыком. Один из них имеется, как мне передавал С.В. Максимов, в одном из монастырей Костромской или Вятской губерний; он прислан сюда из Москвы царем Иоанном Грозным.

По материалам статьи:
Пыляев М.И. Исторические колокола
// Старое житье. СПб., 1897. С. 290–291, 293–296.

Ямские колокольчики

Несмотря на кажущееся однообразие ямских колокольчиков по форме, размерам, способу изготовления и внешнему оформлению, все они имеют свои отличительные особенности, присущие только определенному центру производства или отдельному мастеру. Эти особенности необходимо учитывать как при первом знакомстве с неизвестным экземпляром колокольчика с целью его атрибуции, так и при более полном его изучении с целью составления подробной его характеристики. Наименьшие затруднения при атрибуции представляют колокольчики, на которых обозначены место производства, фамилия мастера или его инициалы и дата отливки, хотя, как будет показано ниже, во многих случаях эти внешние данные совершенно не соответствуют действительному месту отливки, отлиты другим мастером и в другое время. Наибольшие трудности возникают при определении так называемых безымянных колокольчиков, на которых имеются только какие-либо украшения или номера, а зачастую нет и этого.

Итак, подлинную информацию о месте производства, мастере-изготовителе и времени отливки колокольчика сообщает нам комплекс его отличительных признаков. К ним относятся: форма колокольчика и его плотность, отсутствие или наличие определенных орнаментов или изображений на тулове или юбке, присущих определенному мастеру, шрифт надписей, размер и способ изготовления и крепления петли для подвешивания языка, форма и размер ушка, начертание и место расположения номеров и дополнительных надписей, форма и способ обработки крыши колокольчика, оформление пояса (переход от тулова к юбке), общее качество отливки и способ обработки поверхностей колокольчика после отливки. Очень конкретную информацию мог бы дать родной язык колокольчика, но он, к сожалению, почти всегда отсутствует. Основным подтверждением правильности визуального отнесения колокольчика к определенному центру или мастеру может послужить спектральный анализ его металла, что необходимо осуществить в ближайшее время.

Одним из первых и основных центров производства ямских колокольчиков является город Валдай (Новгородская губерния). Валдайским колокольчикам присущи следующие общие признаки: классическая валдайская форма (с 60-х годов XIX века широко использовалась форма валдайская с конической юбкой, обычно большого диаметра); значительная плотность и масса; полное отсутствие украшений на тулове, тулово обычно имеет кольцевые ободки, проточенные на токарном станке (наличие украшений на тулове – первый признак, что колокольчик отливался позже указанной на нём даты, другим мастером и в другом месте); надписи только на юбке и только присущими валдайским мастерам шрифтами, которые можно «уловить» по колокольчикам с обозначением валдайских мастеров на юбке, причём надписи для разных мастеров выполнял, видимо, кто-то один, наиболее грамотный и опытный; петля для подвески языка всегда кованая, трапециевидная, небольшая и низкая в отличие от петли касимовских мастеров; у поздних валдайских колокольчиков появляется проволочная круглая петля (наличие другой петли является вторым признаком, что колокольчик отлит не в Валдае); крыша колокольчика обычно выпуклая, иногда с незначительным скосом, присущим только определённым мастерам; язык обычно кованый, у поздних колокольчиков язык в виде кованого кольца на проволочной восьмерке или на ремешке (ремешок – видимо, вторичная подвеска).

Слободские колокольчики (Вятская губерния) более разнообразны по мастерам. Мелкие (подшейные) колокольчики имеют своеобразную гречушную форму слободского вида, более поздние имеют, обычную сибирскую форму с надписью по юбке. Поддужные колокольчики имеют обычно форму, близкую к валдайской или «Дар Валдая», их размер средний, крупных не встречается, за исключением поздних (Ситниковы, Поповы, В.Ф. Желваков). Петля кованая трапециевидная, но более высокая, чем у валдайских. У поздних колокольчиков появляется круглая кованая или проволочная петля с особым поперечным дополнительным креплением проволоками, уходящими в крышу. В.Ф. Желваков ещё более усиливал крепление петли за счёт особого сферического прилива на днище (петля в приливе). Колокольчики перечисленных поздних мастеров имеют кольцевые надписи на днище по специальному выпуклому кольцу вокруг петли. Желваков делал «процарапанные» надписи на изнанке юбки только ему присущим шрифтом и способом (надпись вручную процарапывалась на болване в зеркальном отображении, а на отлитой модели и на тиражных колокольчиках надпись получается выпуклая, написанная как бы вручную). Тулово у слободских колокольчиков гладкое, без проточенных ободков, или с украшениями (первичную принадлежность определенного украшения определённому мастеру определить очень трудно, т.к. эти украшения повторялись неоднократно многими мастерами). Ушко обычно меньше, чем у валдайских (наличие крупного ушка является первым признаком, что отливался колокольчик другим мастером и в другое время). У поздних мастеров ушко колокольчика обычного размера. Шрифт надписей на юбке более строгий, надписи выполнены обычно печатными заглавными буквами. Только слободские мастера на некоторых колокольчиках выполняли надпись по юбке в две строки.

Касимовские колокольчики (Рязанская губерния) отличаются от всех остальных своим внешним видом, особенно постоянным красивым шрифтом вязью. Они имеют классическую валдайскую форму (за исключением колокольчиков Николая Кислова), но тулово почти всегда гладкое, проточенное полностью. Украшения на тулове отсутствуют (исключение составляют колокольчики с польским одноглавым орлом на тулове, но этот орел встречается на колокольчиках разных центров, и определить его первоначальную принадлежность какому-то определенному мастеру пока не удается). Касимовские колокольчики имеют петлю, похожую на валдайскую, т.е. кованую трапециевидную, но более мощную и из толстого кованого стержня. Некоторые имеют толстую круглую предварительно отлитую петлю и пирамидальное ушко, значительно утолщенное внизу (предположительно, эти колокольчики принадлежат мастеру И.И. Мамонову). Касимовские колокольчики, как и валдайские, относятся к ранним, т.е. отливались до 1870-х годов, все они плотные (толстостенные).

Пурехские колокольчики (Нижегородская губерния) появились в 1860-х годах, и к концу столетия село Пурех и его окрестности стали главным центром производства ямских колокольчиков в России. В первые годы пурехские мастера отливали колокольчики, стараясь подражать валдайским и касимовским мастерам (плотные, валдайской формы, с кованой петлей, даже писали на них «лит на Валдае»). Однако вскоре сложился новый тип пурехского колокольчика: форма «Дар Валдая», средней плотности и тонкостенные, с круглой проволочной петлей, почти с обязательной нумерацией, со стандартными украшениями на тулове, специфическими шрифтами надписей и их расположением.

Отличительные особенности пурехских колокольчиков можно классифицировать по мастерам, но эта работа не представляется целесообразной, поскольку мастеров было несколько десятков, а принципиального значения эти особенности не имеют, т.к. все колокольчики относятся к поздним и все они довольно однотипны.

Несомненный интерес представляют собой недавно ставшие известными вологодские колокольчики (известно пока около 30 экземпляров). История этого производства в Вологодской губернии, пункты отливки колокольчиков и фамилии мастеров – это отдельная тема, и она ждет своих исследователей. При первом знакомстве с этим материалом можно высказать самые общие предположения.

Во-первых, производство ямских колокольчиков возникло во второй половине XIX в. в очень ограниченном количестве для дополнения к привозимым из центральной России колокольчикам (известен колокольчик 1868 года). В период спада производства ямских колокольчиков в конце XIX в. в единственном в то время центре производства – Пурехе и его окрестностях, вологодским мастерам-колокололитейщикам пришлось резко увеличить производство своего товара для полного удовлетворения местного спроса, а в 1900–1915 гг. они остались почти единственными в России производителями ямских колокольчиков – можно сказать, что последний всплеск колокололитейного производства произошел в Вологодской губернии в начале XX века.

Во-вторых, пока достоверно известно одно имя мастера по колокольчику «1898 ГО МАСТЕР НИКОЛАЙ ДУРОВЪ» диаметром 12,8 см. Все остальные, так называемые деревенские вологодские колокольчики, несут в своих надписях на юбке подробную информацию: число, месяц и год отливки, название волости и деревни, имя и фамилию, но все это не указывает место отливки и фамилию мастера. Указываемые названия деревень и фамилии принадлежат, по нашему мнению, заказчикам, т.к. не могли отливаться колокольчики в каждой деревне каждым жителем в одном экземпляре. Даже такие колокольчики, как: «1884 : Г : НО : 4 : ГОРОДА : КАДНИКОВА : МЕЩАНИНА : РОМАНА : СОЛОВЕВА : М : Д» не указывают имя мастера (имя мастера можно предположить в инициалах М.Д. – мастер Дуров) или «1907. Г. 3. ЯНВ. ШАПШИ, ДЕР. ГОРКИ. АНДРЕЯ. ЛВОВА».

В-третьих, общими отличительными особенностями вологодских колокольчиков являются: общее низкое качество литья и послелитейной обработки (пористость поверхности, наплывы, столы из-за низкого качества металла); наличие надписей по верху юбки мелким, примитивным шрифтом с грамматическими ошибками; наличие особой вологодской петли – петля круглая из тонкого кованого стержня прямоугольного сечения, которая принадлежала, видимо, одному мастеру, т.к. встречаются и другие петли (из круглого кованого стержня и из проволоки). Большинство вологодских колокольчиков являются повторными отливками с колокольчиков других центров и мастеров, которые привозились в этот далекий край из центральной России.

Свои отличительные особенности имеют и колокольчики других центров (Тюмень, Кунгур, Елабуга и т.д.), но они чаще всего имеют в своих надписях указание места отливки и фамилию мастера, и поэтому их определение не вызывает затруднений. Более подробно отличительные особенности колокольчиков по каждому мастеру будут описаны в сводном каталоге.

По материалам статьи:
Ким В.А. Повторные отливки ямских колоколов
// Колокола и колокольни Ростова Великого.
Сообщения Ростовского музея. Ярославль, 1995. Вып. VII. С. 59–71

Примечания

[1] Государи Российские после коронования своего входили сюда показаться народу, собиравшемуся на Красной площади.
[2] См. «Русская Старина», сост. А. Мартыновым. М., 1848.
[3] «Словарь Географич. Рос. Госуд.» Соч. Щекатова.
[4] См. «Исторический Вестник», 1881. Т. 2. С. 418.
[5] ПСРЛ. Т. III. С. 246.
[6] По словам Израилева, Лебедем этот колокол назван потому, что эта птица, при помощи трубчатаго устройства дыхательного горла своего, производит громкий звук, подавший повод к сказке и «лебединой песне».
[7] Назван так потому, что в него благовестят в великий пост.
[8] Колоколом полиелейным называется такой, в который благовестят в большие праздники. Слово «полиелей» греческое и означает: многомилостивое.
[9] См. «Истор. обозр. Сибири. Словцова». Кн. 1. С. 198.
[10] См. Грамоты, помещенныя в Сибирской истории Миллера.

См. также:
Раздел «Православные основы русского колокольного звона»